http://werewolf0001.livejournal.com
Екатеринбург, Россия. 09 июля 2017 года
В Екатеринбург — я возвращался в дурном настроении, с твёрдым и все возрастающим чувством уверенности, что меня отымели.
Нет, не Ирина. В Лондоне…
Чтобы вы понимали меня, расскажу вам один анекдот. Собрались крестьяне и пошли с барином разбираться. Подступили к дому, выходит на крыльцо барин, с двумя ружьями, спрашивает — ну чаво? Крестьяне с мрачным видом начинают расходиться. Через несколько часов — те же крестьяне бухают в шинке, шинкарь одному из них подливает, дружески спрашивает: «Ну, чаво?» И тут крестьянин взрывается: «Да ничаво!!!»
В этом анекдоте есть великая сермяжная правда: русский сдержан, но не терпелив. Просто, если с ним быть несправедливым, он копит это в себе, обсасывает со всех сторон, размышляет — а потом вдруг взрывается. И горе тому, кто окажется у него на пути.
Так и тут.
Я сидел в своём офисе, механически ел печенье, смотрел на экран (на экране был я сам во время поездки на Сицилию, у дорожного знака, показывающего направление на деревню с названием «Корлеоне») — и вспоминал одну извечную мудрость мафии: если тебя заставили поклониться, поклонись очень и очень низко. И помни об этом до тех пор, пока не представится возможность отомстить.
Возможно, британцы думали, что они решили вопрос. Но они и представления не имели, какую бомбу они поставили на боевой взвод…
Голова моя не работала. Я принимал людей, отдавал какие-то распоряжения, что-то подписывал — но голова не работала. Можно кого угодно обмануть своим видом — но не себя самого, я знаю, когда я в рабочем состоянии, а когда — нет. Когда в голове — противная гудящая пустота. И я знал, почему я не могу работать.
Плюнув, я выключил компьютер. Нажал кнопку интеркома
— Не знаю, когда буду…
В Екатеринбурге — Свердловске, вообще то, мой город до сих пор больше Свердловск — был такой квартал, застроенный в тридцатые годы — квартал НКВД, Он так и назывался, потому что был застроен специально для работников НКВД, сейчас же — он был неухоженным, разрушающимся памятником… то ли авангардизма, то ли модернизма — не разбираюсь я в архитектуре, помню потому что спонсорскую помощь просили. В одной из квартир — коротал свой век Иван Данилович Львов. Человек, которому суждено было стать свидетелем величайших деяний века…
Ему было уже под девяносто. Он пришёл в НКВД по призыву Берии и разбирался с «перегибами» в Сибири и на Урале. А учитывая то, что народ с тех пор уральский и сибирский ни чуточку не изменился — перегибы… можете представить, какие они были — эти перегибы. Потом — с пятой ударной армией шёл до самого Берлина. Потом — вернулся в Свердловск…
Иван Данилович всегда чувствовал за собой какую-то вину. Я не знал, какую именно — но это было видно. Поэтому он, когда ушёл на пенсию уже из КГБ — на общественных началах стал кем-то вроде тренера, тренировал пацанов искусству самбо. А так как в школке были одни тётеньки, уважением они не пользовались — Иван Данилович был у многих пацанов как второй отец. Первые отцы — чаще всего сидели…
В восьмидесятые годы — в Свердловске появились подвальные качалки и тренеры по каратэ. Это было предтечей «ревущих девяностых», когда подвальные пацаны выйдут на улицы, чтобы урвать свой кусок, и не будет у них ничего, кроме силы — но силы будет много. Братство народов трещало по швам, появлялись этнические группировки, то и дело происходили «махачи». Государство пыталось запретить каратэ, вводило уголовную ответственность за его преподавание — но общество уже давно было беременно массовой жестокостью, и какая разница, как тебя убьют — ногой по башке в подворотне или заточкой под ребро как в Сумгаите. И только повзрослев, пройдя с болью и кровью эти лихие девяностые — я понял всю горечь слов Ивана Даниловича, когда он прощался с нами, уходившими в качалку. Как он говорил про то, что он учит защищаться, а там — нас будут учить убивать.