— Нефть есть нефть — напомнил я — и только Господу решать, где она будет.
— Да я понимаю…
— И я пойму, если кому-то больше нравится финансировать ближневосточных людоедов. Том, хватит. В чем дело?
— Что?
— Ты сегодня как в воду опущенный.
— Что значит «в воду опущенный»
— Как будто с тебя слезли штаны на скачках в Аскоте.
Для англичанина такое сравнение понятнее… самый большой страх англичанина — это страх оконфузиться.
— А… ну да. Точнее нет. Короче… варианты есть всегда. Но… пятнадцать миллиардов долларов
— Том, ещё несколько лет назад для мейджоров[3] это была сдача от мороженого. Речь идёт о крупнейшем нефтяном месторождении мира.
— Слушай, Владимир. Я посмотрел на твои расклады. У тебя есть уникальное технологическое решение — плазмобур. Почему бы тебе просто не продать его кому-то?
— Нет — спокойно сказал я
— Но почему?
— Потому что. Мне это не нравится по двум причинам. Первая — это сократит себестоимость бурения и может опять выдать на рынок излишние объёмы. Сорвёт восстановление цен. Мне это не нравится. Я добытчик. Мне не нравится, что сырьё стало стоить так дёшево — в принципе. Оно должно стоить дорого. Поэтому — бур останется при мне.
— Но ты же понимаешь, что шило в мешке не утаишь.
— Да. Но никто не будет рисковать непроверенной технологией. Ты сам понимаешь — стоимость ошибки огромна, и к стоимости технологии — прибавляется стоимость экологических штрафов и запоротых скважин. Пока кто-то не рискнёт и не получит результат — ничего не будет. Плазмобур — мы обязательно потом будем продавать, но не как технику, а как решение, вкупе с услугами по бурению. Но к тому моменту — я хочу успеть разбурить Бажену. Получать прибыль, продавая нефть, а не технологии. И … сколько я получу от продажи этой технологии — тем более при нынешнем уровне цен? Десятку? Двадцатку? Мне это не надо. У меня это уже есть. Я хочу сыграть по высоким ставкам. Понял? А тебе надо решать — ты в игре или нет.
— Хорошо — с кислым видом согласился Том — я попробую кое с кем переговорить…
Что-то было не так.
Я не мог понять, что именно — но что-то было не так. Всё-таки я знал англичан. Их не так просто выбить из колеи, у них могут быть неприятности, но они не будут этого показывать — до последнего, пока это возможно. А мой старый друг выглядел так, как будто у него крупные неприятности.
Но пока я — не мог ничего сделать с этим.
С обещанием всего лишь «переговорить» — я покинул лондонский офис «Барклайс», банка, созданного четыреста лет назад лондонскими золотых дел мастерами и в какой-то момент бывшего почти синонимом банковского дела, как Ллойдс — страхового. Интересно кстати — может, у Барклайс глобальные проблемы? Сейчас никто ничего точно знать не может, на рынке полно финансовых зомби — банков, у которых на балансе с виду нормальные бумаги, в том числе государственные, нормальные залоги — а на самом деле по этим векселям платить никто не будет, а залоги — давно и капитально обесценились. Кризис, однако. По моим прикидкам — мы как в него вошли в две тысячи восьмом — так из него и не выбирались. И Россию ещё не слишком сильно это задело — мы вынужденно погасили значительную часть внешнего долга из-за санкций, перед тем как пошла вторая волна. По той же Канаде — ударило намного сильнее.
Куда пойти?..
Я стоял на тротуаре в финансовом центре многомиллионного города и думал, куда пойти.
Лондон, как и все мегаполисы мира — предоставляет большой выбор для любого путешественника. Даже просто шататься по городу и смотреть все подряд — тоже дело. Лондон — уникален тем, что здесь прошлое и будущее — могут разделять всего несколько метров улицы. Небоскрёбы — соседствуют с викторианскими особняками, и при безумной стоимости земли — в центре ещё остались парки и большие общественные пространства, до которых почему то не добрались шаловливые руки застройщиков, так и норовящих построить 30-этажное одоробало там, где был парк или сквер. И здесь почему то модерновые небоскрёбы не кажутся китчем рядом со старыми домами. Приведу один пример — в восемьдесят втором террористы взорвали одно из самых старых и уважаемых деловых зданий города — Балтийскую биржу, чьи залы — вполне были пригодны для размещения музея, скажем. Здание с такой богатой историей — восстанавливать не стали, вместо него — Норман Форстер, тогда ещё не такой известный архитектор — выстроил современный небоскрёб, получивший название «огурец» за его характерную форму. И этот небоскрёб стал одним из символов Сити и всего Лондона! Представляю, какой бы вал, простите, дерьма — поднялся бы у нас в таком случае…