— Андреа, — сказал он, подойдя к стойке, — сходи возьми в шкафу золотые колбаски и зарой их в картошку.
— Прямо сейчас? А что случилось?
— Я нутром чую обыск. Да прихвати мою кепку.
Когда Андреа ушла, Леопольд задумался: не поспешил ли он бить тревогу. Причины для исключения Рошара из партии, казавшиеся ему вчера достаточно вескими, оставались в силе и поныне. И правда, железнодорожник был на плохом счету у партийцев, а особенно у руководителей, которые только и ждали предлога, чтобы от него отделаться. Не знай Леопольд об этом из верного источника, он, конечно же, не ринулся бы очертя голову в эту опасную авантюру. Трудно было поверить, чтобы кто-то или что-то могло повернуть дело в пользу Рошара. Тем не менее в подобных случаях следует быть готовым ко всяким неожиданностям, и теперь оставалось пенять на себя, что не подумал об этом раньше.
— Вот, — сказала Андреа, протягивая ему кепку.. — Так что это опять за обыск?
— Потом объясню.
Нахлобучив кепку на голову, Леопольд отправился на разведку. Проще и надежнее всего — допросить самого Рошара. Подлец почти наверняка будет торчать в одном из двух кафе на берегу реки. Встретились они на Мельничной — старой длинной и узкой улице, некогда окраинной, но после бомбежки ставшей главной артерией города. Рошар, в выходном костюме, в сдвинутой набекрень фетровой шляпе, быстро шагал по мостовой в сопровождении какого-то молодого человека. Чтобы не разговаривать с ним на виду у гуляющих по улице блемонцев, Леопольд сделал ему знак следовать за ним и, свернув в боковую улицу, ведущую к развалинам, зашел в подворотню. За все это время он ни разу не обернулся, чтобы удостовериться, что его вчерашний недруг подчинился требованию. Рошар зашел туда следом за ним и торопливо забежал вперед, чтобы предстать пред очи Леопольда. Он смотрел на кабатчика как преданный пес, караулящий малейшую прихоть хозяина.
— Ну? — спросил Леопольд.
— Ты видел, я только что разговаривал напротив твоего заведения с учителем? Он сказал мне, что вечером заседал комитет, и меня не исключили из партии. Насколько я понял, он намекал, что это в основном благодаря ему.
Помолчав, он добавил смиренным тоном, в котором слышалось искреннее сожаление:
— Я тут ни при чем. Я никого ни о чем не просил. Раз ты этого пожелал, я только и мечтал, чтобы меня исключили.
— Что он еще сказал?
— Что я хороший коммунист. Что я много сделал для партии и многое еще могу сделать. Ну, мне-то, сам понимаешь, на это начхать.
Нахмурясь, Леопольд сосредоточенно разглядывал носки своих ботинок. Рошар робко тронул его за рукав.
— Послушай, Леопольд, мне кажется, теперь тебе надо держать ухо востро. Я ничего не знаю и ничего не могу с уверенностью сказать, но Журдан сам заговорил о тебе и сказал вот что — передаю тебе его точные слова: «Леопольда можешь не опасаться, о нем уже думают». И засмеялся. Я попытался его разговорить, но он не стал на эту тему распространяться. Я еще подумал, уж не вбили ли они себе в башку тебя арестовать.
Кабатчик криво усмехнулся, услышав подтверждение своим догадкам, потом взорвался.
— Видишь, до чего доводят твои идиотские выходки! Осел ты безмозглый, поганое семя! На вот, держи!..
При виде занесенного кулака Рошар сморгнул, но уклоняться и не подумал. Впрочем, карающая десница лишь скользнула по его макушке. Он поднял покатившуюся по земле шляпу и щелчками сбил с нее пыль. Донельзя счастливый, он смотрел на своего повелителя повлажневшими от признательности глазами.
— Подонок! Мне бы следовало тебя отдубасить, да ты еще можешь мне пригодиться. Чеши отсюда и разузнай, когда меня собираются брать, и, как что разнюхаешь, сразу дуй в «Прогресс», только с черного хода. Я вернусь туда через полчаса.