О том, что она отправилась на крестины, он умолчал. А вот чего он не знал и сам — Мария не обмолвилась об этом ни словом, — что она решила воспользоваться случаем и окрестить их младшенького, которого Генё намеревался оградить от происков церкви. Ледьё и Монфор, через жен осведомленные об этом маленьком предательстве, обменялись за его спиной улыбками. Генё провел по лицу влажным полотенцем и вытер лезвие.
— Ну и что ты думаешь о том, что произошло? — спросил Ледьё
— А что произошло?
— Я так и думал, ты не выходил из дому и потому ничего не знаешь. Сегодня утром, часов в восемь, жандармы пришли в «Прогресс» арестовать Леопольда и укокошили его из револьверов.
Потрясенный, Генё молчал.
Чистая работенка, а? — сказал Монфор.
— Но, господи, кто дал указание арестовать Леопольда?
— Мы как раз и пришли узнать, откуда ветер дует.
— Я заходил к жандармскому лейтенанту, — сказал Ледьё,1— Многого от него добиться не удалось. Говорит, приказ поступил из префектуры. Но за спиной префекта явно стоит кто-то из здешних. Кто именно, лейтенант, мол, не знает, и так оно, похоже, и есть. Тогда я подумал: уж не социалисты ли устроили это, чтобы подложить нам свиныо. Если да, то им, канальям, это удалось. Сейчас никто в Бле-моне не сомневается: Леопольда прикончила коммунистическая партия. Можешь себе представить, как социалисты потирают руки.
— Надо во что бы то ни стало узнать, чьих рук это дело, — проговорил Генё. — Возьмем за жабры префекта. Если понадобится, кто-нибудь из нас съездит в административный центр. Лично я не думаю, что это исходит от социалистов. Не и их это манере. Рошара расспросили?
— Я встретился с ним, — сказал Монфор. — Он направлялся за Люренсом, чтобы тот пришел в «Прогресс» и снял с Пеопольда мерку. Естественно, я с самым невинным видом ' Просил у него, что произошло. По его словам, когда жан-лпрмы пришли его брать, Леопольд рассвирепел, пустил в ход руки и уложил бригадира. В общем, жандармы всего ЛИШЬ защищались. Поди узнай, как оно было на самом деле.
Все трое подошли к окну, из которого открывался вид на тупик Эрнестины. Ледьё и Монфор продолжали обсуждать Проблемы, возникшие в связи с гибелью Леопольда, но Генё как бы выключился из разговора. Казалось, он думает о чем-го другом. Когда Ледьё и Монфор упрекнули его за это, он КАК-ТО странно и многозначительно посмотрел на них, явно Призывая со всем вниманием отнестись к тому, что он сейчас скажет.
Глядите-ка, — произнес Генё с расстановкой, — вон и сынок Монгла возвращается домой.
Оба гостя взглядом проводили Мишеля до ограды родительского дома, размышляя при этом над обвинениями, вы-даинутыми Леопольдом против виноторговца. Генё испы-ryioiiie смотрел на них.
Я считаю, нет смысла брать за жабры префекта.
Л а и забыл про Монгла, — пробормотал Ледьё.
Ноцаридось молчание. Каждый из троих думал о том, КАКОЙ властью обладает этот неприметный, невзрачный человечек и какой поддержкой он пользуется в высших комму-НИСТИЧеских сферах. Видимо, партия извлекала из этого немилую пользу, но радоваться этому как-то не хотелось.
Ну что, так и проглотим это? — мрачно спросил Монфор
А что нам остается? — вздохнул Ледьё. — Кричать на КАЖДОМ углу, что мы не имеем никакого отношения ко второму аресту Леопольда? Так нам и поверили… А если бы и Поверили, то пошли бы такие разговоры: «Смотри-ка, теперь САЖАЮТ а тюрьму и расстреливают без оглядки на коммуниста», В любом случае дело дрянь. Социалистам все это только на руку, Небось, они уже вовсю суетятся, чтобы поднять против нас общественное мнение.
При мысли о том, какую политическую выгоду принесет на история социалистам, Ледьё горестно махнул рукой. Монфор обратился к Генё:
Если б мы послушались тебя и прогнали Рошара,' вместо того чтобы принять сторону этого пустобреха Журда-на, то сейчас не оказались бы в дураках.
Пока Генё и Монфор обменивались мнениями по поводу коммунистов буржуазного происхождения, Ледьё в раздумье мерил тагами комнату. Когда он снова подошел к ним, глаза его возбужденно сверкали, лицо оживилось.
— Я, кажется, нашел способ выкрутиться, — объявил он. — Надо раскрыть заговор. К примеру, арестовать Рошара и еще двоих-троих по обвинению в том, что они, снюхавшись с Леопольдом, готовили фашистское покушение. За доказательствами дело не станет.
Но туг Генё заартачился, да и Монфор не стал скрывать, что ему не по душе подобные махинации:
— Все это несерьезно. Как в американском кинобоевике…
— Давайте немного порассуждаем, — сказал Генё. — Если мы превратимся в сборище мерзавцев, то, я считаю, лишимся морального права совершать революцию и даже провозглашать ее своей целью. К несчастью, есть субъекты, для которых быть коммунистом — это ремесло. Для иных это средство увильнуть от налогов, избегнуть контроля, чистки, сделать карьеру. От всех этих людей хорошего ждать не приходится, и, боюсь, когда мы наконец однажды это поймем, будет слишком поздно. В конце концов, сила партии — в таких людях, как мы, людях честных, и в самой их честности. Но как только мы начнем фабриковать лжесвидетельства, сажать невиновных за решетку под предлогом улаживания партийных дел, то с этого момента перестанем быть людьми, на которых можно положиться.