ВЛАДИМИР БЕРЕЗИН
УРАНОТИПИЯ (ФОТОГРАФИЯ ИЕРУСАЛИМА)
Роман
Так вы все-таки верите же в Новый Иерусалим?
— Верую, — твердо отвечал Раскольников; говоря это и в продолжение всей длинной тирады своей, он смотрел в землю, выбрав себе точку на ковре.
Федор Достоевский.
«Преступление и наказание»
I
(год под звездочкой)
В романе моем вот и надо изобразить обе силы: силу организованного изучения фактов, этих следов на песке существа, обладающего крыльями. Но вот следы ног кончаются, по обеим сторонам этих последних следов на песке виднеются следы ударов маховых перьев крылатого существа, и дальнейшее преследование его по следам на земле невозможно. Вот в этом-то и открывается для личности возможность борьбы со множеством, со всеми. И в этом смысл смерти Христовой и вознесения крылатого существа: камень от гроба отвален, книжники и фарисеи одурачены, земные следы крылатого существа потеряны... Это суд Христов в противоположность суду человеческому будет совершаться уже не по земным только следам, а по тем главным, существенным следам крылатой личности, которые ускользали от глаза земного следопыта.
Михаил Пришвин
Осенним вечером 183* года в Яффском порту на берег сошли два русских путешественника. За ними брели носильщики, покрытые баулами так, что были видны только семенящие ноги.
Их встречал молодой человек в пыльной одежде, явно приехавший в порт издалека.
Один из прибывших был низкого росту и склонен к полноте. Второй, хоть и казался старше, был быстр и резок, рядом с ним встречающий и вовсе выглядел юношей.
Путешественники были одеты в дорожное немаркое платье. За ними волочили ящики и чемоданы — в необычном даже для здешних мест количестве. Слуга нес лишь небольшой саквояж.
С виду они походили не на паломников, а на концессионеров. Но, сколько бы ни было у них багажа, какой путь бы они ни преодолели, восточный порт проглотил их, смешал с толпами носильщиков, с грудами тюков, с деревянными ящиками и грудами джутовых мешков. Запахи Востока закружились вокруг прибывших, как знойный ветер, перемешанный с песком. Но видно было, что им все не впервой, и запахи, и тягость долгого путешествия, разве толстяк, изнемогая от жары, крутил головой. Толстяку было дурно, но он старался не отставать от своих товарищей.
Они отправились в гостиницу для европейцев и по дороге говорили между собой по-французски.
У дверей гостиницы их встретил каменный слон. Изображение животных, как известно, порицается Кораном, но, если оно сделано для глаз неверных и служит привлечению денег, на это можно закрыть глаза. У мусульман и иудеев слон считается нечистым, его нельзя есть, но этот слон был из камня, так что никто и так не подумал бы его тронуть. Впрочем, хозяин был армянин и с разными гостями вел себя по-разному, притворяясь то греком, то турком, а то евреем.
Один из путешественников остановился, разглядывая слона. Услужливый хозяин завел долгую речь, в которой мешались исчезнувшие страны и мертвые цари. Он рассказывал о восстании евреев в начале нового исчисления времени, которое Селевкиды пытались растоптать слонами. Но слоны стали легкой добычей в горах и на узких дорогах.
Часть из них просто бросили, отступая. Они были мудрее людей и ушли в леса. Это были слоны-дезертиры — в этот момент хозяин подмигнул и расплылся в улыбке. Было видно, что он одобряет выбор слонов.
Но во время Великого восстания уже евреи призвали бесхозных слонов, и пошли на них на Йодифат. Теперь слоны давили римлян. Восстание догорело, и слонов постигла участь восставших — так всегда бывает, когда примкнешь не к той стороне. Победитель не разбирает мотивов, он очищает пространство — и слонов, выведя в поле, казнили, как людей.
— Но, — говорил хозяин, — перед вами не боевой, а мирный слон. Он прибыл сюда по торговым делам, а не за этим. Мой слон уютный и домашний, и здесь вам будет уютно, как дома.
Задержавшийся путешественник, впрочем, уже шел внутрь, не слушая.
Только когда русские странники остались одни, заняли номера, а потом сошлись вместе, они перешли на свой язык.
Они стояли в комнате старшего, где, как убитые на войне, лежали друг на друге нераскрытые еще тюки и сумки.
Посреди большого стола легла карта, ее придавили по краям четыре тяжелые бутылки.
Ночной зной втекал в комнату через ажурное оконце, за окном едва шевелились пальмы. Но троица не обращала внимания на жар старых камней.
— Петр Петрович, я рекомендую вам виски — от британцев взят, весьма хорош, — предложил молодой на правах хозяина.