Итак, это был паломник из страны, где правил русский Царь. Юноша прибавил, что Старик-деревяшка совершает паломничество по святым для христиан местам и рад любым знакомствам.
Но Витковский решил исключить это знакомство из планов. Из такой встречи можно было вывести литературный сюжет, но читателю в пределах Империи всегда интереснее читать про торговцев опиумом и смокву, древние развалины, причудливый нрав далеких женщин и климат, в котором тепло не является тем благом, каким оно считается в странах, где реки застывают зимой, а земля покрыта искрящейся водой по полгода.
Но судьба была жестока к Витковскому. Наутро, когда он уже отправлялся в Яффо, к нему пристал русский барин. Барин совершил паломничество ко Гробу Господню и теперь отправлялся обратно.
Витковский уже не знал, как от него отвязаться, но потом решил, что сэкономит на охране от лихих людей, — ведь с этим барином был крепкий на вид слуга. Этот слуга, именем Еремей, носил за поясом пистолеты и более походил на разбойника, чем на слугу.
Вместе они двинулись на север и, прежде чем достичь Константинополя, попали в Ливан, а затем в Каппадокию.
Вместе они садились обедать, поставив в центр стола огромное блюдо с рисом и цыплятами, вместе осматривали руины, которые у русского барина вызывали более восторга, чем у Витковского, что знал историю Востока.
Они проезжали те места, в которых вода уже не была такой ценностью, как на юге. Пили они, однако, эгейское вино, а не родниковую воду. Витковский лежал в высокой траве и, тренируясь в арифметике, считал бесконечных верблюдов в караване, что проходил мимо них. Звенели колокольцы, покачивались всадники, и поляк знал, что никто из этих путешественников в чалмах никогда не напишет книгу.
Это была дорога войны, по ней шел великий Александр, по ней сновали взад-вперед армии, чтобы все осталось так, как есть: дремотная Азия и высокая трава, которая позволяет спать среди древних руин.
Стада коз казались вдвое больше из-за знойного марева.
Барин рассказывал Витковскому, что путешествовал на Святую по зароку, который дал своей матушке после того, как она заплатила его карточные долги. Как ни странно, этот русский господин оставил пагубную привычку и теперь собирался жениться на дочери своих соседей. Ей он вез, помимо христианских реликвий, дешевый шелк, купленный задорого, и ларец с пахучими маслами.
Азия уравнивала всех: они совершали свой путь в восточных одеждах, и на суровом Еремее была такая же чалма, как и на погонщиках верблюдов.
Знания русского барина о мировой истории были отрывочны, хаотичны, но изобильны. Витковский представлял себе, как он будет мучить своих соседей, забредших на огонек, своими рассказами, мешая личную память с рассказами из «Библиотеки для чтения».
Однажды среди очередных развалин они увидели цыганские шатры. Путники решились приблизиться, хотя осторожный Еремей отговаривал их, убеждая, что в сердце нет у цыган стыда, а поглядеть — то и сердца нет.
Они сели на холме, наблюдая за табором. Явно готовился какой-то праздник. Огромный костер затух, и несколько цыган прибили головешки палками. Теперь в сумраке мерцал большой круг красных углей.
Цыгане окружили угли, и тут из одного шатра выбежала девочка. Она медленно ступила босыми ногами на угли и принялась плясать один из тех диких танцев, что так завораживают европейцев.
Витковский чувствовал себя, как дровосек из сказки, случайно подсмотревший пляски эльфов. Русский барин, наоборот, в восторге бил себя по ляжкам, а Еремей хмуро положил руки на рукоятки пистолетов, торчавших из-за пояса.
Танец кончился, и девочка покинула круг. Сверху было хорошо видно, как она прошла мимо шатров и, скинув шаровары, прыгнула в реку. Витковский не мог отвести от нее взгляда, когда она вышла из воды и села на камень, обсыхая. Впрочем, в этой картине было и что-то библейское: он было хотел пошутить о Сусанне и старцах, но неуверенность в том, что русский барин поймет шутку, остановила его.
Когда наутро они пришли на то же место, табор исчез, только примятая трава и дымящиеся кострища напоминали о ночном видении.
Прошло несколько дней, пока они достигли Смирны.
И там, на базаре, Витковский вдруг увидел ту самую цыганку. Он стал наблюдать за ней, и тут его схватили за руку. То была старуха-цыганка, видимо, перехватившая его взгляд. Ему предложили гадание, и Витковский, в уме пересчитав деньги в кармане, как верблюдов в караване, согласился.
Гадание состоялось не на базаре, а в таборе. Витковского не интересовал результат, он считал его платой за то, чтобы еще раз увидеть красавицу. Зачем? Он не знал.