Правда, вдова имела дочь, такую маленькую, что ей позволяли играть с куклами. Она странно смотрела на Джона Макинтоша, когда он входил в комнату матери. Детский взгляд не имел в себе ненависти, не сочился любопытством, он был именно странным, пустым и плоским, как у той куклы без лица, с которой играла девочка. Шотландец иногда представлял свою жизнь тут, как если бы он стал тем, кем притворялся. Наверняка он справился бы с непростым ремеслом торговли и слыл бы среди соседей ученым человеком. Он разъяснял бы им хадисы, а они, глядя на его крашеную хной бороду, понимали, что перед ними хаджи, бывший в Мекке. Но странный взгляд девочки с куклой ломал эту картину, потому что Макинтош равнодушно относился к детям, а девочка, кажется, ревновала.
Когда шотландец уходил от вдовы, то оставлял несколько монет на шкафчике у кровати, а в иные дни дарил женщине драгоценности все из той же лавки. Драгоценности выходили похожими на настоящие, а отношения между мужчиной и женщиной — похожи на семью, в которой муж много работает по торговой части и не всегда ночует дома.
Вдова никогда не спрашивала шотландца, сколько он проживет еще под этим блеклым от зноя небом, нужно ли ему вернуться на родину и не совершит ли он путешествие в другую сторону — за пустыню, что безбрежна и тянется до края света. Казалось, ее все устраивало, только вот дочь вдовы смотрела ему в спину одинаковым пустым взглядом, за которым он не мог угадать ее чувств.
Иногда Макинтош жалел, что не подружился с девочкой, но он вообще ни с кем не дружил. К тому же взрослые женщины забывают быстро, а дети помнят расставание всю жизнь.
Через несколько дней его шпионы доложили о перемещениях русских. Пришельцы отправили массу писем с нарочным в порт. И особенно шотландцу не понравилось, что у паломников есть огромный деревянный ящик.
На следующий день из пустыни пришла пыльная буря. Она всегда наводила на шотландца тоску, в хамсин ему снились беспокойные сны. Он снова несся по полю вместе со своими драгунами, полк выворачивал на врага, который не успевал построиться в каре, чужие солдаты валились как трава под косой. Но драгуны входили в раж и двигались, не слыша приказов. Лавину выносило на главную батарею, и тут их, измотанных и усталых, окружали французские уланы. Макинтош задыхался, и в этот момент благодетельный шрапнельный шарик прекращал его мучения. Только во сне он попадал не в плечо, а в лоб, и Джон Макинтош вдруг ощущал, как он плывет над всем этим адом, постепенно сливаясь с дымом от выстрелов.
На всякий случай поутру он выпил два порошка из заветной шкатулки.
Потом шотландец вызвал на встречу особого человека. Его он старался не тревожить, приберегая на крайний случай, как солдаты берегут лишнюю горсть пороха. Вечером в лавку прокрался вор. Он не вошел, а сгустился из знойного воздуха, как возникает маленький смерч на улице, вбирая в себя разные предметы, от мусора и денег до чужих драгоценностей. Этот гость стоил дороже всех людей шотландца.
Макинтош объяснил ему, где живут русские и каков образ их жизни. Шотландца интересовали бумаги, но еще ему хотелось знать, что находится в ящике, который они все время таскают с собой.
Вор, в отличие от соглядатаев, брал деньги и до, и после поручения. Если его просили что-то украсть, цена выходила высока, но если чему-то следовало исчезнуть, цена была втрое выше. И особенно, если исчезали люди, а не предметы. Но мир устроен так, что ты строишь планы, а Аллах распоряжается и этими планами, и тобой, и вообще всяким предметом на земле — живым и неживым. Ты думаешь, что план твой сработает, но в него забегает мышь, в прогрызенную дырку ветер-хамсин нагоняет песок, а песок делает твой план тяжелым и неподъемным. Ты думал, что предусмотрел все, а Аллах наказывает тебя, потому как без наказаний человек становится сумасшедшим.
Когда шотландец сунул монеты в его руку, то еще раз убедился в способностях вора: тот не стал класть монеты в рот или за пазуху, они как бы растворились в его теле. Да и сам вор растворился, будто его и не было.
После этого Макинтош пошел к вдове, внезапно чувствуя себя чудовищно усталым.
Он провел на ложе и вечер, и ночь, и весь следующий день, но не предавался обычной гимнастике любви, а просто спал без снов.
Он проснулся, когда вдова, поцеловав его в лоб, оделась и вышла. Макинтош умылся и справил нужду в горшок. Он чувствовал себя гораздо лучше и улыбнулся девочке, которая что-то делала с куклой — то ли пришивала к ней блестки, то ли рисовала что-то.
Шатаясь, Макинтош вернулся в постель и задремал. Вскоре он понял, что не отличает дня от ночи, а на шкафчике рядом с кроватью сидит кукла. Только теперь на ее круглом лице, между кромкой платка и воротом платья, стали видны глаза и рот.