Как уже отмечалось, И. М. Дьяконов не возражает, что мушки могли быть и грузиноязычным народом, «возможно, однако, здесь имеются в виду мосхи в узком смысле слова – племена, вероятно, родственные позднейшим иберам».
Исходя из того предположения, что мушки фригийского происхождения, И. М. Дьяконов определяет роль мушков как носителей древнеармянского языка и армяно-фригийского языкового родства, несмотря на то, что этот вопрос дебатируется де сих пор, так как есть ученые, которые не согласны с таким мнением. Сам И. М. Дьяконов пишет: «Поскольку армянский язык неродственен языкам автохтонов Армянского Нагорья – хурритов и урартов и т. п. ... и к тем ветвям индоевропейской семьи, которые проникли в Переднюю Азию в III и в первой половине I тыс. до н. э., постольку он должен считаться появившимся здесь либо еще раньше, либо позже этого времени («Предыстория армянского народа», Ереван, 1968, стр. 203–204). «...во всяком случае, ни в одной другой группе индоевропейских языков он (протоармянский – В. X.) не находит себе места. Область первоначального расселения носителей этого языка нам предстоит определить» (там же, стр. 195). В данном случае, место протоармянского в фрако-фригийской группе языков, определено вынужденно, а не доказало, так как «он нигде не находит себе места», также неизвестно, когда и где он зародился, «...лингвистические данные показывают, что фригийский и древнеармянский разделились, отойдя от общего языка-основы, значительно раньше: древнеармянский особый язык фрако-фригийской ветви, а не диалект фригийского языка VIII в. до н. э.» (там же, стр. 208). В примечании на стр. 195 И. М. Дьяконов объясняет, что «в лингвистике иногда выражаются сомнения в самом существовании фрако-фригийской ветви как целого» и пишет: «сопоставить словарный состав фригийского и древнеармянского трудно. До нас дошло несколько фраз на старофригийском языке и несколько фраз на позднефригийском времен Римской империи, а также некоторое количество отдельных фригийских слоев того же времени (т. е. времени Римской империи – В. X.). Позднефригийский уже подвергся сильнейшему влиянию греческого, но и старофригийский являет ряд заимствований из древнейшего ахейского греческого... Но наиболее существенно то, что дошедший до нас материал фригийского языка почти не содержит слов основного фонда, которые только и могут правомерно сопоставляться для выяснения языкового родства» (там же, стр. 205). Но так как до сих пор в науке предполагалось, что прародиной носителей индоевропейских языков являлась Восточная Европа или Балканы, то И. М. Дьяконов пишет, что, исходя «из географических соображений следует также, что протоармяне должны были быть головным отрядом фрако-фригийского движения в Малую Азию и, следовательно их язык должен был ответвиться от языка-основы не позже начала этого движения, то отсюда вытекает, что фригийский и протоармянский должны были быть отдельными языками... еще на их балканской родине» (там же, стр. 208).
Исходя из такого построения теоретической схемы, И. М. Дьяконов заключает: «Таким образом, мы должны искать протоармян в мушках или урумейцах, или в тех и других – племенах, проникших в долины Верхнего Евфрата и Арацани около 1165 г. до н. э.» (там же, стр. 209). Гр. Капанцян считает, что «нет веских данных об основном формировании армян из этих пришлых фригийских племен, об их политическом и культурном руководстве, о родстве их языков и о привносе этнического имени армии – этими же фригийцами из Балкан» («Хайаса – колыбель армян», Ереван, 1947, стр. 163). Но И. М. Дьяконов и сам понимает, что такой сложный вопрос, который мало изучен и не имеет необходимого фактического материала, так просто не решается и предупреждает: «Следует напомнить, что речь у нас пока идет о протоармянах как носителях языка-предка древнего и современного, но не о более широкой проблеме – возникновения самого армянского народа, которая так просто не решается». («Предыстория армянского народа, Ереван, 1968, стр. 209). Гр. Капанцян отмечает: «Имея в виду все факты, а также однобокость, преднамеренность (тенденциозность) и научную схематичность индоевропейской миграционной концепции в объяснении этногенеза армян, ...и прочее, я прихожу к тому заключению, что древнемалоазийский («азианический») этнический, языковый и культурно-исторический (в том числе и культовый) субстрат явно превалирует над всеми прочими» («Хайаса – колыбель армян», Ереван, 1974, стр. 170). Мы видим, что так просто не решается и проблема возникновения армянского языка, пока что на данном этапе развития науки мы имеем дело только лишь с предположениями.