Там записано: «Пункт 4. Было достигнуто соглашение, что учреждение такого временного правительства является первейшей обязанностью польского народа и что до возможности проведения свободных выборов представительные польские руководители должны консультироваться вместе в отношении состава этого временного правительства. Молотову, г-ну Гарриману и сэру Арчибальду Кларку Керру была поручена задача, вступить в переговоры с такими руководителями и представить свои предложения на рассмотрение трех союзных правительств». Поэтому теперь моя очередь задать вопрос. Вам господин Гарриман предоставлял предложения в соответствии с пунктом № 4?
— Нет! — ответил за Трумэна Стеттиннис.
— Нам тоже! — продолжил Молотов, — мои предложения, я надеюсь, Вы получили?
— Получили! — продолжил отвечать Стеттиннис, — спасибо!
— Тогда какие могут быть претензии к СССР? — последовал резонный вопрос Молотова, — более того, в решениях Ялтинской конференции не указана конкретная дата их исполнения, а это значит, она соответствует тексту преамбулы решений, где записано: «По окончании войны в Европе»! Правомерно спросить господина Трумэна: разве на сегодняшний день война окончена?
— Я не согласен с таким подходом к решению польского вопроса! — взвизгнул Трумэн, понимая, что опытный Молотов сейчас снова «разделает его под орех».
— Но это проект Великобритании, легший в основу решения Ялтинской конференции, — спокойно ответил Молотов, — и господину Трумэну следует выразить свое недовольство премьер-министру Черчиллю, а не нам! Можно в тоне судьи, который сквозит в Вашем сегодняшнем настроении! Мы возражать не будем! Но должен заметить, что мы с вами сегодня не вправе пересматривать решения Ялтинской конференции.
И Трумэн и Стеттиннис поняли, что намеченной ими взбучки советского наркома по польскому вопросу не получилось. Вместо нее они возымели урок дипломатии высшего качества, показывающий некомпетентность президента Трумэна. Понимая, что языком силы разговаривать с Молотовым себе дороже, Стеттиннис закончил беседу и пригласил советскую делегацию на обед. Молотов категорически отказался, заметив при этом с неприкрытой иронией, что гостеприимством президента Трумэна он сыт по горло. Однако главный вывод Молотова из проведенной встречи, оказался неутешительным, Сталин был прав, что «Америка теперь далеко не наш союзник».
Спустя несколько дней после отъезда Молотова, Маршалл вновь явился в Овальный кабинет на доклад о военных операциях в Европе. По выражению его лица можно было понять, что он по-прежнему восхищен успехами советской армии, но в угоду Трумэну поменял интонацию доклада.
— Двадцатое апреля, сэр, — начал Маршалл, — ознаменовалось ошеломляющим ударом по Берлину, нанесённым дальнобойной артиллерией 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии русских. Это был своеобразный подарок Гитлеру ко дню рождения. На следующий день части 3-й ударной, 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий русских преодолев третью полосу обороны, ворвались на окраины Берлина и завязали там бои.
В последующие два дня на всех направлениях сражения приняли особенно ожесточённый характер. 23 апреля русские решительным штурмом овладели Карлсхорстом, частью Кёпеника и, выйдя к Шпрее, с ходу форсировали её. Хотя к 24-му темпы продвижения советских войск снизились, гитлеровцы не смогли остановить их. Пятая ударная армия, ведет ожесточенные бои, успешно продвигается к центру Берлина. Действующая на вспомогательном направлении, 61-я армия русских, с упорными боями преодолев немецкую оборону, обошла Берлин с севера и двинулась к Эльбе.
— Мне нужно, — задумчиво сказал Трумэн, когда Маршалл закончил доклад, — чтобы Эйзенхауэром был подготовлен и подписан протокол о перемирии с Верховным командованием вермахта без участия советской стороны!
— Вы, может быть, имели в виду акт о безоговорочной капитуляции Германии, сэр? — уточнил Маршалл.
— Вы плохо слышите, генерал? — выпучил глаза «спящий филин», — повторяю: протокол о перемирии! Доведите мое решение до Эйзенхауэра, и пусть с сегодняшнего дня готовит текст этого соглашения и назовет его «Актом о капитуляции Германии».
Тридцатого апреля над Рейхстагом советские солдаты водрузили красное знамя, враг был повергнут, но война не закончена. Эйзенхауэр получил приказ от Трумэна о подготовке текста соглашения о перемирии и был крайне удивлен этим. Идея безоговорочной капитуляции Германии была впервые оглашена президентом Рузвельтом еще в январе 1943 года на конференции в Касабланке. Проект документа о капитуляции с января 1944 года разрабатывала Европейская консультационная комиссия под названием «Условия капитуляции Германии». Он был согласован в конце июля 1944 года и одобрен союзными правительствами. Документ был направлен, Главному командованию союзных сил. Теперь Трумэн приказывал разработать текст совершенно другого документа, назвав его «Актом о капитуляции Германии» предусматривающий прекращение военных действий немцев лишь на Западном фронте.