— Я стратег, сэр, — отвечал Эйзенхауэр, — и смотрю на вещи с точки зрения баланса сил. На сегодняшний день советская армия — самая сильная в мире, и превосходит наши силы в Европе вдвое. С точки зрения стратегии, перемирие с немцами у меня лично вызвало смех…
— А что если я Вам письменно прикажу, вытеснить советские войска с территории Европы? — с ехидной улыбкой перебил его Трумэн, — выполните?
— Это безумие, сэр, — ответил Эйзенхауэр, — я тут же уйду в отставку, если это произойдет!
— А как Вы оцениваете возможности советской армии, если СССР объявят войну Японии? — задал еще один вопрос Трумэн.
— Советская армия, сэр, способна разгромить Квантунскую за неделю! — ответил Эйзенхауэр, — русские перебросят войска на Дальний восток и Япония капитулирует через несколько дней. Выдержать удар советской армии она не сможет! Я уже сказал, сэр, что на сегодняшний день это самая сильная армия мира!
— Пока сильная, — задумчиво произнес Трумэн, — совсем скоро, Вы поменяете свое мнение! Идите, генерал, и никому не говорите, что Вы боитесь русских!
Несмотря на то, что Черчилль настаивал на операции «Немыслимое», Трумэн не торопился отвечать ему согласием. Рекомендации совета по международным отношениям о проведении операции были отменены им же самим после безоговорочной капитуляции Германии. Все члены совета поняли, что без атомной бомбы, начинать эту операцию убийственно, учитывая мнение Эйзенхауэра. Иллюзии об освобождении Европы от советских войск угасали с каждым днем. Ученые и конструкторы Лос-Аламоса, как будто умышленно тянули время, и это злило Трумэна. Генерал Гровс еженедельно посещал Овальный кабинет с докладом, но каждый раз настаивал на испытании бомбы в середине июля.
— Почему так долго? — спрашивал Трумэн, — нужно ускорить работы! Бомбы у нас есть, а вы тянете время. Разве нельзя в целях испытания сбросить с самолета одну из них на полигоне?
— Нельзя! Все три бомбы разобраны, сэр, — отговаривался Гровс, — нам нужно время, чтобы досконально скопировать их. Иначе останемся на долгое время без собственной, которую можно изготовить только по типу немецких!
— Что это значит? — взвизгивал Трумэн.
— Это значит, сэр, что разобранные бомбы нельзя сбросить с самолета, — с иронией отвечал генерал, — кроме того, никто, в том числе и Оппенгеймер не дает гарантий, что можно изготовить собственные по незавершенным исследованиям. Все идет по намеченному плану и ускорение работ в данном случае лишь навредит их качеству. Вначале мы их «просветили», чтобы понять, как безопасно разобрать эти изделия, теперь досконально изучаем систему подрыва плутониевых имплозионных бомб. Это очень сложное устройство! Я уже неоднократно говорил, сэр, что мы планируем испытание одной из бомб не ранее середины июля.
— Но не позже! — вскрикнул Трумэн, — на 16 июля намечается конференция «большой тройки» вПотсдаме и я к этому дню должен знать, как мне разговаривать со Сталиным?
Трумэн все чаще приходил к выводу, что целью атомной бомбардировки должна теперь стать Япония, находившаяся в состоянии войны с США. Вскоре его вывод подтвердил совет по международным отношениям и даже наметил цели — японские города Хиросима и Нагасаки. При этом Советскому Союзу нужно показать — кто теперь в мире хозяин? Президент еженедельно торопил Гровса, он хотел как можно скорее иметь козырь против Сталина в Потсдаме. Тогда можно было бы напугать советского генералиссимуса новым оружием, чтобы добиться преимуществ в послевоенном устройстве Европы. Трумэн считал, что "размахивая атомной дубинкой против русских парней, он надавит на Сталина", и сделает его послушным, как школьника.
Каждый раз, возвращаясь в Лос-Аламос, Гровс собирал большие совещания и, в свою очередь, требовал ускорить работу. Оппенгеймер возражал и скептически относился к спешке, он откровенно смеялся над Трумэном и предостерегал о возможном отказе. Его поддерживал работающий в Манхэттенском проекте великий физик-атомщик Энрико Ферми, но в отличие от Оппенгеймера прогнозировал апокалипсис. Посмеиваясь, Ферми предлагал пари — подожжет ли бомба атмосферу Земли или нет? Будет ли при этом уничтожен только штат Нью-Мексико или весь мир? Как выясниться позже, он умышленно вел себя таким образом, чтобы вызвать у всего ученого состава страх перед атомным оружием.
— В Арденнах взрыв не вызвал испарения атмосферы, но там взорвалась урановая бомба, — сомневался ученый, — а это далеко не плутониевая. Из всей массы U-235, заложенного в бомбу в цепной реакции участвовало около 20 процентов урана, остальной попросту рассеялся при взрыве. Но все равно, наша попытка — это интересный научный эксперимент, так как в случае неудачи будет установлено, что атомный взрыв плутония практически невозможен! Или, наоборот, в цепную реакцию будет вовлечена атмосфера планеты, и мы с вами все погибнем, зато узнаем об этом перед смертью!