— Потрясающая картина! Кошмар, который не хотелось бы увидеть во сне! Это же диктатура похуже фашистской! — воскликнул Карабичев.
— Ничего подобного! — вскричал профессор. — Допустите на миг подвижность клеток, то есть переход с одной функции на другую, и вы…
— Как я могу допустить подвижность, если вы только что провозгласили их узкую специализацию и конкретную закрепленность в каком-то одном месте? Разве клетки кишок могут стать клетками глазной сетчатки?
— В Большом человеке — могут, — твердо ответил Риоли.
— Ну тогда… — развел руками Карабичев. — Вы создаете его из нереального материала.
— Почему? На Земле нет людей незаменимых.
— Неправильно, они есть.
Они еще долго спорили, шагая по ночным улицам Бессано.
Запахло морем и гниющей рыбой: они подошли к порту.
— Может, я не прав, вернее, не совсем прав, — сказал Риоли, — схема моя расплывчата и неверна, и я во многом заблуждаюсь, но я твердо верю в одно.
Андрей внимательно посмотрел на морщинистый лоб, под которым горели темные умные глаза.
— Я верю в бесконечное и непрерывное развитие природы, в частности в эволюцию живого мира. Я не согласен, что человек — венец всего сущего на Земле. Кто так говорит, тот хочет надеть не корону на человека, а дурацкий колпак на природу, на ее возможности. Я верю, что природа не остановится на человеке и пойдет дальше. Такие поиски неизбежны: в человеческом организме никаких радикальных изменений уже не происходит. Дальнейший источник сил человека — в обществе. Эволюция постепенно подводит человека к созданию новой формы общества. Ваш коммунизм потому так неодолим, что в нем разгадан один из последующих этапов эволюции. И дело совсем не в его справедливых и утешительных принципах, как вы любите говорить. Ваши идеи увлекают людей, потому что они правильно предвосхищают будущее. Вот. Предвосхищение будущего — в этом сила любой идеи в науке. Но не следует останавливаться на полпути. Большой человек должен быть создан самой природой. И «эффект дубль-ве» — первая ласточка на пути его создания. Кстати, свои соображения относительно взаимонаведения с точки зрения эволюции живого мира я уже направил в Объединенный совет по изучению этого явления.
Карабичев только плечами пожал: в рассуждениях Риоли все было логично, кроме бесчеловечных обобщений и выводов. Но переубедить его безумно трудно: тут уже вступили в силу консервативное упрямство крупного ученого и предрассудки, вытекающие из его идеологии.
Они шли по плохо освещенной улочке предместья. Из полуоткрытых дверей домов на улицы вырывались снопы света и голоса. Щелканье кастаньет сменялось заунывным пением. В пятнистых тенях деревьев прятались женские фигуры. За оградой кто-то плакал. Карабичев почувствовал непонятную тревогу, ему хотелось осознать ее причину, но мешал Риоли, Профессор шагал по тротуару, как цапля, высоко поднимая ноги, и все говорил и говорил.
На перекрестке темнела небольшая группа людей. Над ней возвышался человек в сутане, то вздымавший руки к небесам, то прижимавший их к тощей и плоской груди, на которой елозил большой серебряный крест. Он торопливо выкрикивал слова, и Карабичев ничего не понял. Риоли послушал немного и криво улыбнулся.
— Предсказывает второе пришествие, — сказал он.
Карабичев рассмеялся.
— Видите, вот и еще одно толкование «эффекта взаимонаводки», — заметил он, обращаясь к Риоли.