Выбрать главу

— Расскажи мне о себе, Ника! Я тоже хочу знать, что ты за человек! — я схватил ее за руки. Впервые за последние десять лет я действительно хотел узнать про девушку все. Что-то, кроме размера груди и номера телефона!

Ника опять улыбнулась и покачала головой:

— Поздно уже. Давай в другой раз.

Она так это сказала, так посмотрела… Я смотрел на нее и… В общем, я привлек ее к себе и поцеловал. Собственно, это не было страстным поцелуем. Мы легко коснулись губами, постояли так секунду, и она отстранилась.

И вот тут Ника удивила меня снова:

— Не играй со мной в эти игры, Таир, — сказала она, — я и так соглашусь.

Идиот, какой же я идиот! Тупая, слепая свинья! Я же ей нравлюсь! Брату Николашке! Лучшей девушке в мире! Это открытие взорвало мой мир. Я словно увидел ее заново. Тонкие запястья, линию шеи, губы, глаза, шелковую кожу… Я… Я…

— Я хочу тебя, — сказал я, кусок долбаного идиота. Она расхохоталась. Ничего умнее я, конечно, не мог сказать. Она смеялась, и мне не было обидно. Я вполне заслужил этот ее смех. Но я не собирался отступать — ни провалами в памяти, ни плохим слухом я не страдаю. Я взвалил Нику на плечо и пошел к подъездам. Ника колотила меня по спине, дрыгала ногами и хохотала на весь двор. Я вышел на дорожку у подъездов и остановился. Представления не имею, куда мне ее нести!

— Какой подъезд? — поинтересовался я.

— Второй, — прохрюкала Ника на моем плече.

Этаж я помнил — шестой. Лифт жалобно закряхтел, поднимая нас на этаж. Я сгрузил вытирающую слезы и икающую Нику на площадку и протянул руку:

— Ключи!

Ника вынула ключи и бросила мне:

— Угадывай!

Черт, я же не знаю квартиры! Но наглость города берет. Я смело двинулся к ближайшей двери. Ника поймала меня за руку и отрицательно покачала головой. Потом вынула ключи из моих пальцев и открыла дверь.

Я вошел. Хорошая квартира, большая, гулкая, высокие потолки, очень светлые стены. Пахнет приятно — цветочный запах, сильный, даже слегка душный. Ника махнула рукой в глубину квартиры. Мол, проходи. Я прошел и попал в гостиную. Вошел и…

Удивился — не то слово. Я охренел. Всюду были цветы. В вазах, в банках. На комоде стояли королевские стрелитции. А на стене над комодом висели афиши. И Ведьма улыбалась мне с одной из них! Я подошел поближе. «Инквизитор — А. Казакин. Ведьма — В. Романова.»

Вера. Ника. Вероника! Вот я дура-а-ак! Дебил! Слепой дебил! Я ничего о ней не знаю! Ничего! Я два часа сидел с ней в «Тереме» и не понял, что это она! Я видел ее на сцене, пил на банкете и не узнал ее! Если ее слова во дворе были как ведро воды на голову, то эта афиша была как Ниагарский водопад. Я стоял столбом и пялился на афишу. Ника подошла и встала рядом:

— Моя мама работает в торговле, папа дальнобойщик. У меня есть младшая сестра, ее зовут Лиля, ей девятнадцать лет. Я окончила музыкальную школу. Умею стрелять. А еще я играю в самодеятельном театре, — сказала она скучным голосом. Потом поднялась на цыпочки и укусила меня за ухо. Хихикнула и сказала:

— Отомри! Знаешь, какой ты смешной, когда подкатываешься к актриске? Но все равно не такой смешной, как сейчас! — и она снова захихикала.

Я… отмер, что мне оставалось. Я развернулся к ней и поцеловал. И вот это уже был такой поцелуй. Такой как надо.

Она захихикала, маленькие пальчики скользнули по моей шее, щекотно тронули за ушами. Влажные губы приблизились, я обнял ее и поцеловал снова. Ее рот, сладкий и жадный, не желал принадлежать мне надолго. Она снова отстранилась и уставилась на меня смеющимся, искрящимся взглядом ведьминых зеленых глаз. Глядя на ее веселье, я тоже невольно улыбнулся. Но самые серьезные намерения моего младшего товарища не оставили всему этому веселью ни одного шанса. Я подхватил ее под коленки, уже привычным движением перебросил через плечо и потопал в коридор, твердо уверенный в необходимости найти спальню. Ника извернулась, и, обдав мое ухо жарким дыханием, прошептала:

— Ты классно целуешься, Таир…

От этого незамысловатого замечания я споткнулся, но все-таки сумел донести ее до спальни. Мы упали на кровать и снова заржали, как укуренные подростки. Так, смеясь, мы и раздевали друг друга.

А потом, когда я увидел ее тело, гибкое, нежно-розовое, все струящееся в косом луче света, падающего из коридора в темную спальню… Мне стало не до смеха. Я стиснул волю в кулак, чтобы не набросится на нее, чтобы не выкрутить эти хрупкие запястья, не наставить кровоподтёков на шелковой коже, не смять ее негромкую изящную красоту собой, своим глупым, неуместным, недостойным, опьяняющим желанием. Мы стояли на коленях друг напротив друга, совершенно голые, и все не могли насмотреться и начать. Медленно, так медленно, как падает на землю осенний листок, Ника опустилась на спину.

— Прикоснись ко мне, — прошептала она. Я протянул руку и погладил ее шею. Черная моя рука на ее беломраморной коже выглядела, как ни странно, очень уместной — как инь и янь, черное и белое. Я погладил ее шею, ключицы, касаясь самыми кончиками пальцев, изучил небольшие округлости ее груди, спустился на живот. Ника лежала неподвижно и смотрела мне в лицо. Черт! Никогда я не делал с девушками ТАК! По моим подсчетам, я должен был бы уже быть на подходе ко второму оргазму! Вместо этого я трогал и трогал, и не мог насытиться этими прикосновениями.

— У тебя невероятное тело, — сказал я, принимая правила ее игры.

Ника поймала мою руку, поднесла к губам и облизала мои пальцы. Потом опустила руку и положила мои пальцы между разведенных бедер. Мое горло независимо от меня издало какой-то нелепый хнычущий звук. Я провел пальцами вниз, и она подалась навстречу моему движению. Ого, она очень хотела меня! Я почувствовал, какая Ника влажная и горячая там, внизу. Удовольствие от этого знания было очень острым. Я больше не хотел никаких игр, я хотел внутрь, в это горячее и влажное, в эту невероятную девушку! Видимо, она это поняла, поскольку приподняла берда и я, наконец, сделал то, за чем пришел.

Я ничего о ней не знал, совершенно ничего! Если бы я знал ее хоть каплю, то не удивлялся бы уже ничему. Но Ника удивила меня еще раз — она оказалась не покорной и мягкой овечкой, а настоящей, всамделишней ведьмой. Она вынула мне жилы, она выпила мою кровь, она сломала мои самые каменные стены этой ночью. Она горела в моих руках, как свечка. Любое мое движение она принимала, как трава принимает движение ветра — гнулась, но не ломалась. А все, что она делала сама, было как откровение свыше. Я с удивлением обнаружил, что весь мой немалый предыдущий опыт ничего не стоит. Ни одна женщина в моей постели не вела себя так бесстыдно, так вызывающе развратно, не требовала от меня того, что требовала Ника, и что я с таким острым наслаждением давал ей. Когда она уставала от собственной жадности, она начинала изводить меня. Ее медовые губки и огненный язычок, ее пальцы, ее соски, все те штучки, которыми природа так щедро наградила ее — Ника превращала их в орудие пыток. И еще она все время говорила. Говорила, как ей хорошо, называла меня по имени, шептала всякие невероятно возбуждающие непристойности. Как я выжил этой ночью, я не знаю, клянусь! В моей богатой сексуальной биографии впервые случился… нет, не секс… это были занятия любовью с эффектом 3D, вот как это было…

Реверс:

Таир спал, развалившись на смятых простынях. Под глазами у него залегли глубокие тени, губы были чуть приоткрыты во сне, широкая грудь мерно поднималась и опускалась. Вера смотрела на него уже минут пятнадцать, с тех пор, как по ровному дыханию догадалась, что он спит. Утро настойчиво ломилось в комнату, протискиваясь в щели штор и по-хамски заглядывая из коридора в приоткрытую дверь.

Вера соскользнула с кровати и прокралась в ванную. Уставилась на себя в зеркало. Потрогала красные следы на шее и груди. Потом открыла воду и встала под душ. Горячие струи убаюкивали, Вере было хорошо. Вере вообще было неприлично хорошо на этой неделе. И Вере, и Нике, и Веронике. Ее пустенькая, ровненькая, средненькая жизнь вдруг завернулась зигзагом, наполнилась эмоциями и страстями, как будто театральная пьеса спустилась со сцены прямо в ее мир. Это было пугающе и возбуждающе одновременно.