Затем очень красивая девушка Жюли достала из холодильника бутерброды, упакованные в пищевую пленку, налила в чашку кипятка и села к столу. Есть у нее дурная привычка – разговаривать сама с собой.
— Ну и кто у нас может прояснить ситуацию? А, Жюли, мон амор? Кто тебе все расскажет? Только Порки! Срочно встретимся с Порки…
Поднял связь — вошел в интернет через GPRS (мобильную сеть).
Открыл Оперу — Opera, браузер, программа для просмотра сайтов.
Фэйсбучек — Facebook, социальная сеть.
Инвайт — приглашение дружить, запрос на включение в “друзья”.
Глава 17
Аверс:
Я нажала «Позвонить». В трубке раздался длинный гудок, потом еще один и наконец:
— Слушаю.
— Я подумала об этом. И захотела тебе позвонить. Давай пойдем в ресторан. Я надену платье.
— Я люблю тебя, — прошептал Каминский в трубке.
Я закрыла глаза, пытаясь удержать охватившие меня эмоции. И зажала рот рукой.
— Я так люблю тебя, — прошептал Каминский мне в шею, прижимая меня к себе.
Я укусила себя за ладонь. И, слава богам, это хоть немного помогло…
Мы долго и нежно целовались в коридоре. Потом переместились в спальню и там окончательно и бесповоротно помирились.
Мне кажется, я подсела на Каминского, как на наркоту. Когда я с ним, я забываю… слишком сильно забываю о себе самой. И когда я с ним, мне хочется претворять в жизнь все эти сахарные глупости. Даже купить платье. Что это? Волшебная палочка? Да, я вижу его, и ноги подкашиваются от желания, в этом все дело. Слишком ярко. Слишком хорошо. Идеальный секс. Секс до небес. И кое-что еще. Его манера говорить по телефону. Прядь, упавшая на глаза. То, как он настраивает гитару. То, как он, чертыхаясь, натягивает узкие джинсы. Как он ест. Как он встряхивает волосами, прежде чем собрать их. Его голос. Его запах. Все то, из чего состоит Влад Каминский, змей-искуситель Каа, мальчик Слава. Бог ты мой, неделю назад он был просто мальчиком Славой. А сегодня я лежу у него подмышкой, полумертвая от бесконечного и фееричного секса, и не могу заснуть. А он спит, и пахнет полынью. Надо узнать, какая у него туалетная вода, божественный запах. Его светлые волосы щекочут мою шею. Его цепочка врезалась мне в щеку. Его дурацкий перстень со львом поблескивает в свете уличных фонарей. Он, он, он… я задыхаюсь рядом с ним. Я слишком много думаю о нем. Я не хочу! Я НЕ БУДУ! Я завтра позвоню Ли. Или поеду к Агаларову и изнасилую его прямо в больнице. Мне нужно перебить ЭТО. Срочно!
***
Я притащила свое измученное тело на работу и даже заставила себя разобрать почту. Потом сдалась и побрела в реструм за кофе. Три порции экспрессо я бодренько слила в одну большую кружку, вооружилась сигаретой и вышла в курилку. Спать хотелось нечеловечески, тело болело и ныло, хотелось лечь и выспаться во всех позах и в гордом одиночестве.
Утро у меня было туманное. Каминский подскочил, как ошпаренный и, матюкаясь, принялся бегать по квартире и одеваться. На мой невнятный вопрос насчет что случилось, он объяснил, что у него через пол-часа важная встреча по фармоборудованию, а он проспал, и все, пипец, и вот мне ключи, и пусть бы я спала дальше. От слов про ключи шкура на мне поднялась от ужаса. Я вскочила, как ошпаренная, плеснула в лицо водой и выбежала из квартиры чуть не раньше, чем Влад. Каминский поймал меня в подъезде, и за руку вывел наружу. Я прощебетала:
— Ну, пока, — и дернулась к своей машине, но Каминский не повелся, он привлек меня к себе и железным тоном высказал мне:
— Ты сейчас поедешь на работу сама, только потому, что мы проспали, поняла? Еще ты сейчас возьмешь ключи, и нечего закатывать глаза. Тебя забрать после работы?
— Нет, я хочу домой. Влад, я хочу побыть одна, я устала! И прекрати совать мне ключи!
— Хорошо, я не настаиваю. Увидимся завтра на репе. И после репы ничего не планируй — Solid едет в тур по пяти городам, в пятницу стартуем, меня не будет дней десять. Ты же понимаешь, что мне нужно набраться вдохновения перед туром, да? И возьми уже, черт побери, ключи, Вероника!
— Не возьму.
Очевидно, я так это сказала, что Каа сдал назад. Он пожал плечами, поцеловал меня, и мы бегом разбежались к своим машинам.
Я отхлебнула кофе, глаза мои двигались бессистемно, перепрыгивая с соседнего здания на желтый клен, с клена на телевышку вдалеке, с телевышки – на парковку. О, а вот и тот, кто поможет мне перебить бесконечную сладость Влада. Вернее, та. Девушка со вкусом горького шоколада. На парковку вкатилась маленькая Chery QQ противного зеленовато-желтого цвета, и из нее выпрыгнула Лерочка Захарченко в своем рабочем виде – каблуках, мини и кудрях. Я вынула телефон и набрала ее:
— Привет. Это я.
— Привет, — ровным голосом отозвалась она.
— Я хочу к тебе в гости. В пятницу вечером.
— Я поняла. Тебя забрать после спектакля?
— У меня нет спектакля в эту пятницу.
— Хорошо, я заберу тебе после работы.
Ни единого вопроса, ни единого возражения, ни единого слова, только согласие и слишком явная радость в голосе. Не слишком ли опасную я выбрала игрушку на вечер пятницы, а? да пофиг! Все сгодится, лишь бы только не думать о Каминском.
Я дожила до вечера, и даже не уснула, и даже выправила несколько багов, и даже шутила с мужиками. Мойдодыр уехал пораньше с намерением посетить Таира в больнице. Я передала ему привет.
Наконец, рабочий день кончился. Я поставила свой личный рекорд по протискиванию в плотном трафике и оказалась дома. Дома все было каким-то пыльным, странным и чужим. Я выбросила ведро увядших цветов, распахнула окна в сырую сентябрьскую ночь и уснула.
***
Четверг был прекрасен. Выспавшись и плотно позавтракав, я была готова на все запланированные мной подвиги. Особенно на главный — отказать Каминскому после репы. Я обдумывала этот момент все утро – может, просто не ходить на репетицию? С какой стати? С какой стати какой-то Каминский отберет у меня репетицию? Нет, я пойду. Мы порепетируем, а потом я уеду домой. Или к Лильке, чтобы вернее не получить срывающего с петель мои двери Влада. В общем, оставался крохотный вопрос: как я скажу ему, что сегодня ничего не будет? Перед тем, как он уедет в свой гребаный тур на десять гребаных дней? Как я скажу, и как мне удастся помешать ему запихнуть меня в пыльный прокуренный туссон и отвезти на Посольскую, и делать со мной все те вещи, от одной мысли о которых у меня подгибаются ноги? Как? А хрен знает.
Я оттрубила смену, стараясь погружаться в работу поглубже и не думать о репе, вечере и Владе. Мне это почти удалось. Наконец, время подползло к шести и я закоммитилась. Машина моя сиротливо стояла между двух пустых мест – таирового и коробочкиного. Я села за руль, и какое-то время собиралась с мыслями. Я все еще могу позвонить Виталику, сказаться больной и укатить к Лильке. Но я не сделала этого, я поехала на Пушкинскую.
И как в романах: мы встретились. Я надела каменное лицо, вежливо поздоровалась и движением бровей обозначила свое нежелание ничего демонстрировать труппе. Каа, а точнее Славик, опустил плечи, но принял правила игры. В последнее время он такой покладистый, просто ужас.
Мы прогнали несколько сцен, Виталик покривился, но, к всеобщему удивлению, наши со Славиком сцены остались почти не тронуты вечным Дроботовским «Стоп! Прекратили рвать кулисы!»
А потом Виталик возвестил:
— Репетиция окончена, всем спасибо, все свободны до следующей недели!
И я вплотную подошла к тому самому объяснению, которое мне предстояло. Я быстренько переоделась в цивильное и собралась было малодушно сбежать без всяких разговоров, но надеялась я зря — Влад схватил меня за локоть на выходе из ДК.
— А почему ты на машине?
— А почему нет? Ты же не спрашивал вчера моего мнения. Так что я ведь не обязана, верно? Я никому ничего не обещала.
— Вера, хорошая моя, ты этого не сделаешь! У меня тур, у меня полная голова проблем, у меня Пашка пьет по-черному, у меня заказ на оборудование нарисовался, и вот только обидки на то, что я не спросил твоего мнения мне сейчас жизненно необходимы! Прошу тебя, садись в машину. Я не видел тебя сутки, у меня ломка, ты понимаешь?