Убить музыканта? За что? За то, что он лучше? За то, что он узнал ее лучше меня и смог то, чего не смог я? За что? То-то же. Не за что его убивать. А сам он не отступится, нет. Ну и все. Я в жопе.
Поговорить с Никой? Лимузин, букет, кольцо? Как придумал Васька и как советовала Ба? И что в итоге? «Прости, Таир, но я не могу…»? Для чего трепыхаться, если итог известен?
Что же мне делать? Я знаю ответ. Мне нужно смириться и перетерпеть. Мне нужно освободиться. Как? Легко говорить, что мне нужно. Как это осуществить?
Мне было больно и плохо. Я выпил еще глоток.
Есть еще один вопрос. И вопрос этот — «почему?». Почему она не полюбила меня? Почему мне не удалось то, что удалось музыканту? Чем я хуже? Чем я плох? В чем моя ошибка?
Я думал об этом, и не мог придумать ответ. Я просто человек, обычный человек. Я влюбился. Я ухаживал. Я был прост и почти честен. И я проиграл. Может, это ответ? Я слишком прост? И недостаточно честен? Мне нужно было сказать ей сразу? Еще тогда, в больнице, когда она пришла ко мне? Сказать, что я готов лишиться головы за одну ее улыбку? За ее глаза, как это ни банально, в которых — весь мир? Сказать, что люблю ее? И может тогда у меня был бы шанс? Но не сейчас. Не теперь. Я люто завидую музыканту. И ничего не могу сделать. Я люблю ее, а она меня не любит. И даже игра, которую я затеял, даже план мой, согласно которому я должен был стать ее лучшим другом, ее самым близким человеком, вытеснить собой всех остальных, теперь накрылся тазом. Накрылся моим признанием в сортире. Больше она не впустит меня в свой мир, больше никогда.
Я вылакал остатки водки и швырнул бутылку. Зазвенело, разбиваясь, стекло.
Я сдохну так. Сдохну, закопавшись в это всё! Мне нужен воздух, движение, план, нужно что-то делать! Я вскочил и со всей дури лупанул кулаком в стену. Больно ужасно, выступила кровь на костяшках. Ничего не изменилось. Я зарычал от бессилия и сполз спиной по стене.
— Ника!!!! — заорал я. Ничего не изменилось.
Я закрыл голову руками и прошептал:
— Ника…
Реверс:
В телефоне Таира моргает лампочка: непросмотренное сообщение. В сообщении написано: «На окне спальни нарисован цветок. Все сработало. Теперь спросим Нику?»
Маргарита щедро посолила, помешала и убавила огонь. Кастрюлька уютно булькала, часы тикали, музыка тихонько мурлыкала. Лампочка иногда моргает – просаживается напряжение. Здесь такой район, вечные нелады то с газом, то со светом. Маргарита вынула из холодильника пару огурцов и положила в мойку. Она как раз собралась их помыть, когда услышала стрекот мотора на улице. Урчит мотор, скрипят открываясь ворота, стучат подошвы по крыльцу.
— Марго?! — зовет ее такой родной, такой знакомый каждой ноткой голос.
— Мяу? — интересуется большая рыжая кошка, лежащая на подоконнике.
— Моя девочка вернулась! — радуется Маргарита и обнимает кожаные плечи, зарывается носом в гриву светлых волос. Ее женщина вернулась. От нее пахнет какой-то химией и бензином, она улыбается совсем не своей, лишенной привычной властности и презрительности, теплой улыбкой. Это Ли. Ли вернулась домой.
— Иди сюда, иди скорее! Я готовлю луковый суп, вычитала в сети. Ты будешь кушать?
— Буду. Я буду с тобой всё, — руки в кожаных перчатках без пальцев оглаживают теплую спину под тонким трикотажем, губы скользят вдоль шеи, рыжие завитки мешаются со светлыми волнами.
— Я люблю тебя, Ли, — шепчет Марго беззвучно, одними губами. Ли не слышит, но знает.
— Я люблю тебя, Рита, — говорит Ли негромко. Врет она или нет? Какая разница…
Лиля Романова едет в метро. Сегодня день посещения родителей, придется чинно пить чай и врать, что у нее все хорошо. Она не любит эти встречи, но ездит. Куда деваться? И сестра приедет. Мама будет ныть, что им пора замуж, особенно Верке. Папа будет ухмыляться в бороду. Чуня порвет Лиле все колготки, как пить дать. Зато будет пирог с капустой. Лиля улыбается.
Василий Сибирцев курит на ветру. Морщится, когда порыв воздуха бросает ему в лицо едкий дым. Фонари у подъездов качаются. Из подъезда выходит светловолосый парень, следом за ним — темноволосая девушка. Он обнимает ее за плечи, пытаясь заслонить от ветра, и что-то говорит. Прямо к ним очень быстро идет девушка в блестящем плаще. Василий удивленно поднимает брови. Девушка в блестящем плаще что-то говорит, размахивает руками. Разговор похож на ссору. Василий бросает бычок и тоже направляется к центру событий. Почти бежит. Почти успевает
Глава 27
Аверс:
Я выспалась? Не может быть. Такое странное чувство. Я выспалась! Черт побери, выспалась! И проснулась сама, никакого Каминского нет поблизости, никакие пальцы ничего со мной не делают! Я потянулась, как кошка, даже взмявкнула от удовольствия, и открыла глаза. Я одна? Странно, не помню, чтобы Влад уходил. Сегодня ведь суббота и… А, вот оно в чем дело! Запах! По квартире расползается умопомрачительный запах жареного и грибного. Он готовит завтрак, вот и все! Никуда он не уехал, ничего не случилось, просто он готовит завтрак. Я улыбнулась и встала с кровати. Несколько минут я потратила на поиски халата и поправление простыней. Ужас, я хожу в халате! Где мои джинсы? А, да, домашние джинсы в стирке, вот что. Я еще раз потянулась и раздвинула шторы с намерением слегка проветрить. И охренела!
Ли?! Ее больше нет. С ума сойти! Теперь на стекле цветы и птицы, а ее больше нет! Она снова сделала это — рисовала на моих окнах ночью, пока я спала. Это значит… все закончилось? Мне стало даже грустно. Такое необыкновенное приключение, которое было у меня с женщиной-оборотнем, торговкой наркотиками, ночной художницей Ли, закончилось. Красивый жест. Как и все, что она делала. И потрясающий рисунок, как и все ее рисунки. Я хотела бы повесить на стены те два, которые она подарила мне, но они слишком откровенные, просто запредельные. Я храню их в письменном столе. И буду хранить всегда, как и память о ней. Могу поспорить, она уволилась из Castle. И больше не попадется мне на глаза. Она потрясающая, даже когда уходит. Будь она мужчиной… Я вышла бы за нее замуж и родила троих детей? Так я смеялась когда-то после нашего с ней самого первого раза. Она потрясающая. Я счастлива, что она была в моей жизни.
— Прощай, Ли, — прошептала я и погладила цветок на стекле. Никто больше не будет смотреть, как я сплю. Пусть она будет счастлива, я верю в это.
Печально улыбаясь, я пошла в ванную и не дошла — залипла. Каминский в одних штанах, подвязанный кухонным полотенцем вместо передника, стоял у плиты и помешивал в сковороде картошку с грибами. Сегодня, в отличие от всей прошедшей недели, погода была отличная, утреннее солнце заливало кухню, лохматые светлые волосы Каминского, собранные на макушке в петлю, поблескивали в его лучах. Я смотрела несколько секунд, пока он не почувствовал мой взгляд и не повернулся.
— Вера, — улыбнулся он и развел руки в том однозначном жесте, как бы кричащем «иди скорее ко мне».
— Привет, — мурлыкнула я, устраивая ухо у него на груди и сцепляя пальцы у него на спине.
— Доброе утро, моя хорошая, — он поцеловал меня в макушку, — через пять минут будет готово, так что ты успеешь умыться.
— Ага, — согласилась я, потерлась щекой о шерсть на его груди и пошла умываться.
Потом мы ели потрясающе вкусную и такую же вредную жареную картошку с грибами, пили кофе, курили на балконе, подставляя лицо солнечным лучам. Было все так же холодно и ветрено, но солнце дарило обманчивую уверенность в том, что все хорошо. У всех все хорошо. Даже, может быть, у меня.
Мы вернулись в квартиру и завалились в кровать. Было так сыто, так лениво, я жмурилась и подставляла бока под такие же ленивые поглаживания Каминского. Он видел стекла, но ничего не сказал. Почему, интересно? Даже не позлорадствовал, мол Ли проиграла и пасовала. Просто смолчал. То не заткнешь, то ни слова не вытянешь, что за ужасный человек! Но и совсем помолчать он тоже не может, это же Каа:
— Вера, а какие у тебя планы на сегодня?