Но вернемся к нашему могильщику. Король Джеймс славился своей любовью к религиозной поэзии. Он писал стихи, делал переводы, издал The Essayes of a Prentise in the Divine Art of Poesie (1584) (Опыты подмастерья в божественном искусстве поэзии) и His Maiesties Poeticall Exercises at Vacant Houres (1591) (Его величества поэтические упражнения в свободные часы), «Демонологию» в трех частях и др. Это Джеймс настоял, чтобы поэт-конкурент Джон Донн стал настоятелем собора св. Павла – дескать, он был больше предрасположен к религии, чем к поэзии! Джеймс считал, что король должен быть образцом в поэзии для своих подданных. Недаром могильщик поет песни, копая могилу, чему иронично удивляется Гамлет – мол, несовместимые занятия… Слова Джеймса: it best becommeth a King to purifie and make famous his owne tongue; wherein he may goe before all his subjects (наиболее приличествует королю очищать и делать известным его собственный язык, чтобы он мог идти впереди всех его подданных) перекликаются со словами Гамлета: That skull had a tongue in it, and could sing once (Этот череп имел язык и мог петь когда-то). А вторая часть фразы вообще звучит как обвинение в братоубийстве: how the knaue iowles it to the ground, as if twere Caines iawbone, that did the first murder (этот негодяй бросает его на землю так, словно это каинова челюсть, которой было совершено первое убийство). Имеется в виду ослиная челюсть, которой (в апокрифических вариантах Библии) Каин убил брата Авеля.
Теперь по-иному звучат многие изречения могильщика. Например: there is no auncient gentlemen but Gardners, Ditchers, and Grauemakers (здесь нет древнее джентльменов, чем садовники, землекопы и могильщики). Страсть Джеймса к садоводству была известна всем. А воцарение Джеймса в Англии было отмечено свирепой эпидемией бубонной чумы – почему бы не дать новому королю кличку «могильщик»?
Или знаменитый вопрос: What is he that builds stronger then eyther the Mason, the Shypwright, or the Carpenter (Кто прочнее строит, чем каменщик, корабельщик или плотник?). Ответ знали придворные нового английского короля, называвшие его British Solomon – Британский Соломон, который поставил целью возвести, наконец, храм Соломона – храм объединенной Англии и Шотландии (отец Соломона Давид не имел права строить храм из-за пролитой им крови). Так кто же этот чудотворный строитель, как не наш gravemaker (мастер темных дел)? Это потом наступит очередь каменщиков-масонов, когда в своей «Новой Атлантиде» Бэкон подведет философско-теоретическую базу под соломонову мудрость короля.
А вот один из череды черепов, которые выбрасывает лопата могильщика:
3289-90 Ham. …why may not that be the skull of a Lawyer,
3290-1 where be his quiddities now, his quillites, his cases, his tenurs, and his
3291-2 tricks? why dooes he suffer this madde knaue now to knocke him a-
3292-4 bout the sconce with a durtie shouell, and will not tell him of his acti-
3294-5 on of battery
Почему бы ему не быть черепом какого-нибудь законоведа?
Где теперь его крючки и каверзы, его казусы, его кляузы
и тонкости? Почему теперь он позволяет этому грубому мужику хлопать его
грязной лопатой по затылку и не грозится привлечь его за оскорбление
действием?
(Пер. М. Лозинского)
Судьба Lawyer (того, кто делает законы, парламентария) при Джеймсе была далеко не радужной. В своем политическом труде A Trew Law of Free Monarchies (1597) (Истинный закон для свободных монархий) король четко обосновал свое понимание закона вообще. Он заявил, что короли существовали до всяких Парламентов, и они творили законы и распределяли земли по своему усмотрению. Король получает право творить законы непосредственно от Творца, и никакой Парламент не может создавать законы и придавать этим законам силу без королевского скипетра. Именно эту позицию Джеймса имеет в виду автор, говоря о том, что безумный подлец/мужлан (madde knaue) хлопает парламентария по затылку. Теперь и пергамент из sheepe-skinnes (бараньей шкуры), который использовался в первую очередь для государственных документов, уже не будет источником дохода, замечает Гамлет.
Все рассуждения Гамлета о черепах придворных, по которым стучит лопата этого asse (осла) сводятся к следующему печальному резюме:
…heere's fine reuolution and we had the tricke to see't…
…Вот чудесная революция и мы сподобились видеть ее…
Речь идет о смене власти, которая уже случилась, – а, может быть, только грядет, если учесть, что клоун Джеймс говорит, что он царствует тридцать лет. Тогда сцена на кладбище происходит в 1597 году. Это не отменяет наших предыдущих выводов – Джеймс всегда жаждал смерти Елизаветы и уже с начала 90-х завел секретную переписку как с Робертом Эссексом, так и с Робертом Сэсилом – выбирал, на кого ему сделать ставку. В письме от 6 октября 1595 года Джеймс пишет своему кузену Эссексу: