— Митенька, — посмотрела мне в глаза мать. — Скажи честно, у тебя ничего не случилось? Мы с папой не будем тебя ругать.
Как же, «не будем ругать». С детства плавали и знаем. Всегда, между прочим, ругают.
— Ничего у меня не случилось! — громко и четко проговорил я. — Наоборот, все просто отлично. И солнце, смотрите, какое светит.
Мне даже удалось выдавить из себя улыбку. Чего не сделаешь ради спокойствия предков.
— Дмитрий, — нахмурился отец. — У тебя зубы болят?
Это я, видно, так красиво улыбнулся.
— Да они у меня уже давно не болят! — скороговоркой выпалил я. — С тех самых пор, как поменялись.
— Ой, давно я тебя, между прочим, к зубному врачу не водила, — охнула мама. — На следующей неделе обязательно сходим.
Час от часу не легче! Вот уж не везет так не везет. Эти зубные врачи, стоит к ним появиться даже с совершенно здоровыми зубами, обязательно что-нибудь найдут и запустят в тебя свою бормашину. Удовольствие, сами понимаете, маленькое. И я постарался как можно жалобнее проныть:
— Ма, погоди еще немного. Вот учебный год кончится, тогда уж...
— Верно, — неожиданно выступил в мою поддержку отец. — Пусть спокойно доучится.
— Ладно уж, — махнула рукой мать.
Это было обнадеживающее решение. До конца года оставалась еще целая неделя. А там, глядишь, мать замотается и забудет. Сама ведь постоянно нам с отцом твердит, что у нее от проблем в последнее время просто голова пухнет.
А пока суть да дело, я принялся быстренько собираться к Тимке. Во-первых, чтобы предки, посмотрев на меня, еще какую-нибудь каверзу не придумали, а во-вторых, мне хотелось срочно разобраться в этой истории с анонимками.
Перед выходом я на всякий пожарный звякнул Сидоровым.
— Не дозвонился я Круглому, — едва услыхав мой голос, сообщил Тимур. — Придется тебе, Будка, к нему по дороге забежать.
Вообще, это не совсем по дороге. Потому что мы с Тимуром живем в разных переулках Сретенки. А Клим — на Рождественском бульваре. Так что мне придется сперва к нему бежать, а потом нам вместе — обратно. Зато я даже раньше Сидора смогу у Круглого выяснить, получил ли он тоже анонимное письмо.
— Предки, я гулять!
Крикнув это, я спешно вылетел из квартиры. Иначе они начали бы спрашивать, куда конкретно гулять, с кем и когда вернусь. Я лишних вопросов не люблю. Тем более не на все из них можно ответить. Например, кто его знает, на сколько я сегодня ухожу?
Возле подъезда Кругловых мое внимание привлекла интересная «Скорая помощь». Обычно ведь как: белый микроавтобус с красными надписями. А у этой вся крыша и бока в ярких разноцветных пятнах. «Ну, — думаю, — «Скорая помощь» тоже стала на рекламе подрабатывать, как троллейбусы и автобусы. Интересно, что в данном случае рекламируется?» Я обошел вокруг машины. Никаких надписей, кроме тех, которые обычно бывают на этих машинах. Наверное, это такой специальный рекламный ход. Чтобы люди смотрели и строили догадки. А какое-то время спустя делают надпись. И она привлекает гораздо больше внимания, чем если бы была сразу. Каждому ведь хочется поскорей узнать, правильно он догадался или нет. В общем, реклама — двигатель торговли.
Я набрал на домофоне номер Кругловской квартиры и, услыхав в ответ голос Клима, крикнул:
— Это Будка! Открывай! Дело есть.
Замок щелкнул. Я вошел и поднялся в лифте на этаж Круглого. А там дверь распахнута настежь, и ор стоит на всю лестничную площадку. «Случилось у них что? — думаю. — Но с кем?»
Ну и влетаю на всех парах в квартиру. Там близнецы Мишка и Гришка хором ревут. А толпа взрослых хором друг на друга кричат. Среди взрослых двое в белых халатах и один в милицейской форме. Не успел я в этом дурдоме сориентироваться, как Клим утащил меня к себе в комнату.
— Что это у вас тут случилось? — спрашиваю. — С бабушкой плохо? Но тогда почему милиция? Неужели кто помер?
— Близнецы, — устало выдохнул Клим.
— Что близнецы? — не дошло до меня. В одном я был точно уверен: Мишка с Гришкой не померли. Вон как воют!
— И не спрашивай, — махнул рукой Клим. — Эти два бандита бомбардировку «Скорой помощи» устроили. Гуашью. Представляешь, из окна баночками пуляли.
«Вот вам и рекламная кампания», — отметил я про себя, а вслух поинтересовался:
— Какой дурак им краски-то дал?
— Предок, — объяснил Клим. — Чтобы они в воскресное утро дали всем хоть немножко пожить. И, главное, сначала так хорошо пошло. Сидели себе Мишка с Гришкой тихонечко, рисовали. Я сам пару раз к ним заглядывал. А потом еще отец говорит бабушке:
— Вот, Елизавета Павловна, вы просто с ними обращаться не умеете. Поэтому у вас на них столько сил и уходит.