Правда, выжидать мне особенно не пришлось. В канцелярию вбежала Светлана.
— Петя, давно ждешь? — обратилась она к мужику.
— Да только что пришел, — заулыбался тот и опять зачем-то посмотрел на меня.
— Спасибо, Будченко, можешь идти, — бросила мне Светлана.
Ну, сами понимаете, мне ничего другого не оставалось, и я ушел с новой головной болью. Теперь изволь, шевели мозгами, как извлечь из копировального аппарата оригинал письма? И что за жизнь такая последнее время пошла! Одни проблемы.
Ребята небось уже заждались меня в столовой. Я поспешил к ним. Собственно, если так рассудить, ничего страшного не случилось. Я этих писем размножил целых двенадцать штук. Значит, послать могу. Главное, чтобы Макаркина секретарша не просекла, кто оставил в копировальном аппарате такое послание. Но адрес-то мой там не указан. А мало ли кто мог для себя подобное размножать? От участия в такой выгодной «цепочке», думаю, даже учителя не откажутся. Короче, я решил прежде времени не брать эту историю в голову. В конце концов, есть ведь предел человеческим возможностям.
Мужики сидели в столовой. А с ними Агата и Зойка. Не успел я появиться, Адаскина фыркнула:
— А мы думали, что тебя, Митенька, никогда уже не увидим. Собрались разыгрывать твою порцию.
— Вот еще, — ответил я. — Сказал ведь: приду. Мог бы и раньше, но меня задержали.
— Интересно кто? — задала новый вопрос Адаскина.
— Макаркина секретарша, — объяснил я. — Ей куда-то понадобилось, и она попросила меня вместо нее посидеть.
— Вот как, — вмешался Тимка. — А чего тебя понесло к директору?
— Меня не понесло, — пытался я уйти от опасной темы. Так им все и скажи. — Просто мимо проходил.
Тимку, может, такой ответ и устроил бы, но въедливая Адаскина тут же осведомилась:
— Забавное у тебя, Будка, «мимо». Там ведь тупик.
Я рявкнул:
— Тебя не касается! Были у меня личные дела в тупике!
— Ах, даже личные? — закатила голубенькие глазки Зойка. — Ребята, вы слышали? У нашего Митеньки личные дела появились.
И у нее сделалось такое лицо, что мне стало нехорошо. Я понял: сейчас она мне про обещание напомнит. Что делать? Но делать мне ничего так и не пришлось. Меня спас Винокур.
Подпилив к нам, он принялся, заливаясь хохотом, громко рассказывать только что где-то услышанный анекдот. Смысла я так и не уловил, не до того было. Зато остальные отвлеклись от моих личных дел, а потом прозвенел звонок на урок. Случаются же порой в жизни и удачи. А до следующей перемены Адаскина наверняка все забудет. Но я все равно постараюсь держаться от нее как можно дальше.
Поэтому, едва началась вторая большая перемена, я в темпе смылся из класса. Во-первых, на всякий случай, чтобы ребята больше ни о чем не спросили, а во-вторых, я все-таки надеялся вернуть оригинал письма.
Дверь в канцелярию вновь была приоткрыта. Я заглянул. Никого. Только из-за плотно закрытой двери Макаркиного кабинета доносились голоса. Раздумывать было некогда. Проскользнув внутрь, я сунулся в копировальный аппарат. Пусто. Куда же оно девалось? Может, уронили? Нагнувшись, я порыскал глазами по полу. Тоже не видно. Тогда я пошуровал чуть-чуть на столе у Светланы, но и там письма не нашлось. Из кабинета директора послышался скрежет стула об пол. Видимо, кто-то, завершив разговор, встал. Значит, сейчас выйдет. Больше рисковать я не мог и выскочил в коридор. Кажется, с письмом можно было распрощаться. Но ничего. Если Светлана не вычислила, что это мое письмо, и не настучала, то плевать. Главное, двенадцать копий я изготовил и сегодня же отошлю. Мне лишь осталось замазать в них ненужные адреса, а на их место вписать свой собственный. Но такое даже работой не назовешь.
До конца перемены я все же предпочел поболтаться по школе отдельно. Пусть все окончательно забудут, что у меня были какие-то дела. В общем, в класс я вошел непосредственно за спиной Предводительницы, и началась вторая математика. Тетрадь моя с прошлого урока так и лежала на парте. Я раскрыл ее, чтобы записать условие задачи, и чуть не завопил.
Внутри лежал конверт с напечатанной на машинке моей фамилией. Винокур конверт тоже заметил и с ходу спросил:
— Чего это у тебя, Будка? Откуда?
— Так, — коротко бросил я и поторопился убрать письмо в сумку.
— Винокуров, помолчи, пожалуйста, — к счастью, встряла Предводительница. — Предупреждаю: на экзамене плакать будешь.