Все начало складываться воедино, и я бросил взгляд на Яна.
– Что?
– Ты просто начал преследовать какого-то случайного парня на улице?
– Он слишком быстро прошел мимо меня, – защищался Ян.
– Серьезно?
– И посмотри на него, – Ян жестом указал на спортивный костюм, как будто это само по себе было достаточной причиной.
– Послушай, – начал я, повернув голову, чтобы посмотреть на Корина. – Почему ты не мог вспомнить свое собственное имя? Это ненормально.
– Подожди, – задохнулся он с явным облегчением и широко улыбнулся, указывая на звезду, висевшую на шее Яна. – Вы, ребята, маршалы?
– Ты шутишь? – недоверчиво спросил я, потому что действительно, как он мог не заметить значок?
– Меня зовут Шон Пелхэм. Я в программе защиты свидетелей.
Лицо Яна сморщилось, словно ему было очень больно, и я хмыкнул. Он медленно повернулся ко мне.
– Вот что ты получаешь за то, что бегаешь за случайными людьми, – сказал я ему.
– И за то, что в команде есть идиоты, – прорычал Ян.
О, кто-то был уже покойником.
Оказалось, что Шон Пелхэм прибыл к нам из Калифорнии, попав в WITSEC после дачи показаний против Кристобаля Тремейна, который убил там целую семью. Я не стал уточнять подробности, да они мне и не были нужны. Важен был тот факт, что он пристрастился к кокаину, бегал в дорогой одежде и, как он нам сказал, не имел работы. Это означало, что кто-то из нашей команды не проследил за ним. Свидетели должны были органично вписаться в общество, и в девяти случаях из десяти это означало позаботиться о себе так, чтобы не бросаться в глаза.
Ян отодвинул телефон от уха и посмотрел на парня, которому, по моим прикидкам, было около двадцати лет. Он был примерно моего роста - чуть выше шести футов3, со светлыми волосами, голубыми глазами и россыпью веснушек на носу и щеках.
– Гейб Броди и Лео Родригес - это те парни, которые проверяют тебя?
Он кивнул, как счастливый золотистый ретривер.
– Да, хотя я давно их не видел, и не думаю, что они знают, что я переехал в студию в Гайр-парк.
– Гайд-парк, – поправил Ян.
– О да, точно. Гайд. Как в «Докторе Джекилле и». Я все время путаюсь.
Ян потирал лоб, возвращаясь к разговору с Майком.
Шон повернулся ко мне.
– Я должен был сказать им, что переехал?
Ему не должны были разрешать переезжать, пока они не узнают, куда он едет. Они должны были дать ему разрешение.
– Да, – ответил я вместо того, чтобы сказать все это.
– У меня проблемы?
– Нет, – сказал я, жестом указывая Яну на нож, который он должен был носить в одном из многочисленных карманов своих брюк карго. – И нам жаль, что мы надели на тебя наручники.
– О, все в порядке. На меня часто надевали наручники. Когда я летел сюда из Сакраменто, в самолете мне пришлось носить металлические.
– Все время?
Он кивнул.
Я не смотрел на Яна. Да и не нужно было. Он слышал его так же хорошо, как и я. Жаль было Родригеса. Он мне нравился. Он казался спокойным под давлением и был интересным. Броди, напротив, начинал многообещающе, но переводы всегда шли по одному из двух путей: либо отлично, либо полное дерьмо. Броди, который был заместителем маршала США в Южном округе, оказался полным придурком. Никто не замечал, что у него проблемы с плечом, пока не прошло шесть или около того месяцев. Если бы Ян в конце концов убил его, я бы не расстроился. А вот Родригеса я бы пожалел, если бы наш Большой босс, главный заместитель Сэм Кейдж, отправил его на тот свет.
Единственная положительная черта Родригеса заключалась в том, что он был маршалом на испытательном сроке, новичком в службе и все еще осваивался. У него было оправдание тому, что он не знал всех протоколов. Ведь шесть месяцев обучения - это не так уж много времени, чтобы изучить все тонкости и нюансы каждой ситуации. Поэтому стажера всегда прикрепляли к ветерану, чтобы облегчить процесс обучения. Но Броди не нравилось, как все устроено в Чикаго. Слишком много правил, слишком много бумажной работы, и он определенно не любил нашего босса. Ему не нравилось, что Кейдж проверяет его.
– Неужели он считает, что я не справляюсь со своей работой? – часто жаловался Броди.
– Он думает, что ты можешь, пока не докажешь, что не можешь, – сказал я ему, когда мы все вместе гуляли в клубе пару недель назад. Броди пришел с Лопес и Чо, которые были переведены из старого района Броди, но они сидели в стороне от него. – Он проверяет чего ожидать. Он такой парень.
– Он чертов мудак, вот кто он.
Я вздрогнул. Мне нравился и, что еще важнее, я уважал своего босса. Я открыл рот, чтобы уничтожить его, но Чо опередила меня.
– Пошел ты, Броди, – сказала она, ее голос был наполнен отвращением. – То, что твой последний напарник сделал для тебя все, что мог, - не повод поносить Кейджа. Если бы Стэндиш узнал, что Патель занималась всей бумажной работой, он бы никогда не перевел тебя сюда.
– Послушай, – начал он. – Ты не знаешь, что ты...
– О, черт возьми, она знает, – сказала Лопес, перебивая его. Было видно, что он ей нравится не больше, чем Чо. – Мы все знаем, что твое отношение к Патель было поганым, но это было ее дело, и ничье больше. Но не сиди здесь и не говори нам, что дело не в соблюдении процедуры, потому что это чушь, и мы обе, блядь, тебя знаем.
То, как Лопес закончила фразу, не позволяя ему ничего сказать, а ее темно-карие глаза сузились, когда она пристально посмотрела на него, сказало мне, что она думает о нем - ничего хорошего.
Броди насмешливо фыркнул, осушил свое пиво и ушел, не потрудившись выложить деньги за свой напиток.
– Расскажите мне, – попросил я Лопес и Чо, и они объяснили, что заместитель маршала США Меера Патель ошибочно полагала, что находится в любовной связи со своим бывшим партнером. В результате она была предана Броди, прикрывала его, занималась его бумажной работой и нечаянно поставила ему рекорд, которого он не заслуживал. Когда она восстанавливалась после ранения при исполнении служебных обязанностей, он подал заявление о переводе, и, поскольку у нас не хватало сотрудников, его перевели.
– Меера была разбита, – грустно объяснила Чо, ее ореховые глаза смягчились, когда она подумала о своей коллеге, которая могла бы быть другом, но не мне об этом спрашивать. – Она была в больнице, а его не было.
Лопес покачала головой, ее длинный хвост взметнулся с усилием.
– Мы все знали, что он - пустое место, но порвать с ней, когда она была в больнице, было дурно даже для него.
Полное отвращения ворчание Чо переключило мое внимание на нее.
– Он выпотрошил ее, но... – Она внезапно просветлела и улыбнулась мне. – Со временем она снова стала сильной как снаружи, так и внутри.
– Да, – с ухмылкой согласилась Лопес, и я готов был поспорить, что окружающие меня мужчины наверняка считали меня очень везучим человеком, раз мне улыбаются две красивые женщины. – Она встретила супергорячего агента ATF4, и теперь они женаты, и у них на подходе первый ребенок.
– О Боже, такой горячий, – поддержала Чо слова Лопес. – Я спросила ее, есть ли у него братья.
Лопес кивнула.
– То же самое.
– То есть ты хочешь сказать, что Патель удалось избежать несчастий, потому что она покончила с Броди, – с усмешкой подытожил я.
– Да, – согласилась Лопес. – Хотя это оставляет нас с самым большим придурком, который когда-либо носил звезду.
Когда Миро Джонс, мой друг и коллега-маршал, присоединился к нам, обе женщины захотели поболтать с ним об опекунстве WITSEC, которое он возглавлял.
– Почему ты выглядишь так, будто съел плохой буррито? – спросил он меня, ухмыляясь как сумасшедший.
– Кажется, в Броди завелся лимон.
Миро пожал плечами.
– Если это правда, то он не переживет Яна. Да ладно. Ты же знаешь.
И не собирался. Он уже давно ходил по тонкому льду, и теперь Шон Пелхэм стал последним гвоздем в его гроб. Потому что да, беглецы оставались в наручниках на рейсах, многие были в кандалах, но не свидетели. Люди, которых мы защищали, не хотели покидать нас или причинять нам вред; они хотели быть в безопасности. Не было никаких причин, чтобы Шон Пелхэм провел свой полет из Сакраменто в Чикаго в наручниках.
Мы с Яном проводили Шона до дома, где он гостил, - по соседству с местом, кишащим полицейскими. Не успели мы подняться на половину подъездной дорожки, чтобы узнать, что происходит, как к Шону подбежали девять девочек - все несовершеннолетние, ни одна не выглядела старше шестнадцати, - и каждая попыталась обнять его сразу.