Осторожно, нащупывая ритм, чувствуя, как расслабляются его мышцы, я начал раскачиваться взад-вперед, поглаживая его, погружаясь глубоко, отступая назад, а затем снова и снова, сильнее, глубже, быстрее, пока не остался только звук шлепающей плоти, а пот не успел остыть между нами.
– Илай! – закричал он, и я вырвался из него прежде, чем он успел кончить.
Перевернув его, поставив на руки и колени, радуясь тому, что он проклинает мое имя, я схватил его за волосы, дернул, выгибая спину, и удержал, положив другую руку ему на бедро, чтобы закрепить его, когда я начал неустанно вколачиваться.
– Я сейчас кончу, – едва успел вымолвить он, прежде чем извергся на простыни под собой, его мышцы сжались вокруг меня, когда я перестал дышать и кончил.
Я не стал отстраняться, да это и невозможно было сделать, вместо этого я перегнулся через его спину и покрыл поцелуями его лопатки. Когда он повернул голову, я поцеловал его.
Через мгновение я прервал поцелуй и нежно высвободился из его все еще сжимающегося отверстия, схватил его за руку и перевернул нас на спину, подальше от мокрого пятна на кровати, и мы оказались на другой стороне в сплетении конечностей. Он повернулся ко мне лицом, и я обнял его, прижимая к своему колотящемуся сердцу.
– Я не хотел быть осторожным, но я не хотел причинить тебе боль и...
Он дрожал, прижимаясь ко мне, а когда я попытался отстраниться, чтобы увидеть его лицо, он прижался ко мне еще крепче, обхватив руками мою шею и положив ногу мне на бедро.
– Кел, милый, я...
– Я попросил тебя о том, чего хотел. – Он говорил мне в шею, его дыхание щекотало мою кожу. – И ты дал мне это.
Наконец-то я смог вздохнуть.
– Никто никогда не слушал меня раньше. Только ты. Только ты.
Я прижал его ближе.
– Теперь ты застрял со мной, Илай Кон. Я никогда не смогу быть без тебя.
И это было хорошо, потому что я чувствовал то же самое.
****
Странно переходить от незнания того, как тело Кела двигается под одеждой, к гиперфиксации на леггинсах, обнимающих каждый дюйм его стройных ног, бедер и задницы.
– Мои глаза здесь, наверху, – поддразнил он меня.
– Что?
Он покачал головой.
– Так вот как теперь все будет? Ты не сможешь перестать пялиться на свою новую любимую часть моей анатомии?
– Твои глаза всегда будут моими любимыми, – заверил я его.
Он насмешливо хмыкнул.
– Так и есть, – настаивал я. – Я никогда не встречал никого с такими глазами, как у тебя.
– Ты меня убиваешь, Илай.
И тут меня осенила мысль.
– Неужели то, как я смотрю на тебя сейчас, - это то, как ты смотрел на меня прошлой ночью?
– Да, – пробормотал он, усмехаясь.
– О, так я тебе нравлюсь в этих джинсах, – сказал я, ухмыляясь.
– Да. В этих джинсах ты неотразим.
– Не знаю, как насчет этого, – ответил я ему. – Я не видел, чтобы ты пытался залезть на меня.
– А ты хотел бы это увидеть?
– Хотел бы, но я хочу, чтобы ты сначала поел. Тебе нужны углеводы на будущее.
– Боже, я надеюсь на это, – сказал он со вздохом, и я улыбнулся, потому что человек, которого ты хотел, чтобы он хотел тебя, был совершенно новым, и я был его поклонником.
– Я тут подумал, – сказал я, поглощая спагетти с соусом помодоро, оставшиеся с вечера, которые он разогрел. – В следующий раз я хочу полизать твои соски, потому что всегда считал твою грудь красивой.
Он чуть не подавился баклажанами с пармезаном.
– Что? – спросил я.
– Мне просто нравятся все эти признания.
Я кивнул.
– Мне жаль, что это заняло так много времени.
– Нет, – серьезно сказал он. – Ты должен был понять, как выглядит любовь для тебя, что ты чувствуешь, и это очень важно. Для тебя, я думаю, важен не пол человека, а сам человек. Ты любишь меня не потому, что я мужчина, а потому, что я - это я.
Я кивнул.
– Да. И я люблю тебя, – сказал я, и мой голос на мгновение сорвался. – Ты ведь знаешь это, правда?
– Конечно, я это знаю. Я знаю это дольше, чем ты.
– Это возвращает меня к тому, что я сказал в постели. Я не настолько умный.
– От твоих слов о постели мой желудок затрепетал, как в ночь премьеры.
– Да?
Он быстро кивнул.
– Мне это нравится. Но вернемся к вопросу о сосках. Ты ведь позволишь мне полизать их?
– Да, детка, ты можешь делать все, что захочешь, когда захочешь, – подчеркнул он. – Все, что ты когда-либо хотел сделать, о каких бы извращениях ты ни фантазировал, я твой мужчина, без вопросов.
Я тихонько кашлянул.
– Все, что я захочу?
Он кивнул.
– Мне придется немного подумать.
Он хихикнул.
– Ты сделаешь это.
Тогда у меня появилась мысль, но она не была ни извращенной, ни сексуальной, ни какой-либо другой, а постоянной. Я знал, что меня возбудит, но это было быстро, и я не хотел его пугать.
– Ты молчишь.
– Просто ем, – соврал я, улыбаясь ему.
– Скажи мне сейчас. Дома мы в безопасности. Ты можешь говорить все, что угодно.
– Кстати, о доме... – начал я, улыбаясь ему.
– Я грязнуля, – сказал он категорично. – Ты об этом подумал?
Мне даже не пришлось объяснять, что я хочу, чтобы он переехал ко мне. Он и так все понял. Его разум сразу перешел к этому вопросу, минуя ту часть, где я предлагал, а он рассматривал, мы обсуждали и пришли к тому, чем мы сейчас занимаемся.
– Да, – ответил я. – Я думаю, ты грязнуля, потому что никогда не бываешь дома, а твоя квартира слишком мала. Здесь ты не будешь грязнулей. Ты будешь здесь чаще, и у тебя будет на тысячу ящиков больше.
– По утрам я веду себя тихо, – напомнил Кел.
– И я буду уважать это и не буду тебя донимать, но я также думаю, что нравлюсь тебе больше, чем большинство людей, поэтому ты можешь сделать поблажки, которые сейчас даже не можешь себе представить.
– Это возможно, – прошептал он, уголок его рта скривился.
– Так ты согласишься?
Он кивнул.
– Спасибо.
– Не за что.
– Когда? – надавил я на него.
– Как только закончится дело с Линкольном?
– Хорошо, – сказал я, ужасно довольный им. – И еще, когда ты будешь путешествовать в этом году, если ты не против, я бы с удовольствием договорился, чтобы мы встретились...
– Нет, – поспешно ответил он.
Меня это задело, но я понимал, что, когда он работает, ему приходится думать только о себе.
– Я не буду путешествовать, – объявил он.
Я мог только смотреть на него.
– Я имею в виду, что у меня есть неделя в Копенгагене с Королевским датским балетом, чтобы станцевать для них партии из двух балетов. Это одна из тех вариаций на тему, которые ты так любишь.
– Я просто предпочитаю все целиком, а не лучшие части из многих. Так нет никакого накопления. Нет вознаграждения за то, что высидел скучные части.
Время шло.
– Прости? Ты сказал «скучные части»?
– Да. Некоторые балеты - это скука. Ты же знаешь.
– Конечно, я этого не знаю, – проворчал он, заметно обидевшись.
Я рассмеялся.
– Ты выглядишь таким потрясенным, но брось, я дремал во время Spectre de la Rose.
Он уставился на меня, глаза расширены, губы раздвинуты, он в полном ужасе.
– Тебе не было скучно танцевать? Ты выглядел скучающим.
– Я выглядел скучающим, когда танцевал? – повторил он, повышая голос.
Он был ошеломлен, и ему было трудно сохранять спокойное выражение лица.
– Немного.
– Я тебе скажу, что мне было не скучно, я эмоционировал!
Я не мог удержаться от гогота.
– Иди сюда.
– Я не буду этого делать, – заявил он.
– Такой милый, весь надутый и злой.
Он громко вздохнул.
– Знаешь, – начал я, потому что был в ударе. – Когда ты делаешь па-де-катр32, у меня чуть глаза не кровоточат. Счастье, что вы освещаете сцену, иначе я бы потерял сознание.
– Дилетант, – обвинил он.
– Да ладно тебе.
– Как ты смеешь! – закричал он.
Я расхохотался, вставая с барной стойки и проходя на кухню. Он так же быстро скрылся, и через несколько мгновений мы уже поменялись местами.
– Значит, ты едешь в Копенгаген, а потом будешь дома до следующего сезона? – Я хотел убедиться, что правильно расслышал его, но гневная вспышка в его глазах сводила меня с ума.
Не представляю, как я раньше не замечал, насколько он невероятно сексуален. Я всегда подмечал его красоту, его глаза и кожу, его великолепные резные черты лица, но его плотскость, сексуальная привлекательность, знойный звук его голоса и то, как легко он был грациозен, не запечатлелись в моем сознании до тех пор, пока он не оказался со мной в постели. Я как будто спал, а теперь проснулся. Теперь я видел его целиком, и он был ослепителен.
– Я не знаю, – ответил он, выводя меня из транса. – Возможно, у меня появятся новые планы, чтобы сбежать от человека, который считает, что балет - это скучно!