– Не весь, – признал я. – Но согласись, все эти танцующие лебеди - кордебалет, я имею в виду, - это немного затянуто.
Еще один вздох возмущения, и я рассмеялся, бросившись к тому же концу стойки, который обошел. Я надеялся, что он будет одурачен и натолкнется на меня. Мне следовало бы догадаться. Его рефлексы были лучше моих.
– Обычно у тебя все расписано заранее. Почему в этом году не получилось?
– Хороший вопрос, – покровительственным тоном сказал он, и мне захотелось схватить его, прижать к себе и поцеловать до потери дыхания. Он был оскорблен, а я просто хотел восторгаться им. – В этом году я смог сказать «да» Лу, потому что не стал делать то, что обычно делаю, и принимать предложения из сотен, которые мне поступают.
– И почему же? – спросил я, преследуя его вокруг кухонного островка.
– Признаться, в этом году я сомневался, стоит ли уезжать.
– Почему? – спросил я.
– Потому что я безумно люблю мужчину, который не имеет ни малейшего представления о классике!
– Безумно? – Я подманивал его, потому что мне нравилось жить рискованно. – Безумно любишь?
Он проигнорировал меня.
– Полагаю, ты тоже ненавидишь Дон Кихота, – прорычал он мне.
– Нет, он мне нравится. Он очень эмоциональный.
– Хороший ответ, – сказал он, немного сдувшись.
– Ты мне безумно нравишься, – объявил я, уходя вправо. Он легко уклонился от меня, хотя мы трижды обогнули островок, причем он дважды менял направление. – И позволь заметить, что ты в отличной форме.
– Да уж, – хмыкнул он, сузив глаза. – Балерун.
– Ты знаешь, что завтра вечером мы должны пойти в синагогу, – напомнил я ему.
– Я в курсе, – сказал он, не сводя с меня глаз и настороженно глядя на меня.
– Или мы можем пойти в субботу утром, как обычно.
– В пятницу вечером будет лучше, потому что мы сможем поужинать после и выспаться в субботу.
– Так будет лучше, – согласился я, ухмыляясь.
Кел прочистил горло.
– Я решил, что обращусь в веру.
Это была новость.
– Почему? Ты не хуже меня знаешь, что прогрессивные еврейские общины приветствуют межконфессиональные пары. Кроме того, ты уже посещаешь службы вместе с моей мамой, так что какая разница? Наша синагога принимает всех.
– Да, но я уже давно об этом думал, и так я буду ближе к вам обоим, – признался он. – Это то, чего я хочу.
– Это было бы замечательно, но...
– Ты не хочешь, чтобы я обратился?
– Нет, я...
– Потому что твоя мать считает надо – сообщил мне Кел. – Она постоянно об этом говорит.
– Говорит? Моя мать хочет, чтобы ты обратился?
– Конечно, твоя мать хочет, чтобы я обратился, – огрызнулся он. – Она любит меня!
– Любит, - сказал я, понимая, что никогда не обманывал свою мать. Она все время знала, где живет мое сердце.
– Почему ты так смотришь на меня?
– Потому что ты такой красивый, – прошептал я и увидел, как он, не выдержав, задрожал. Мне нравилось, что мой голос действует на него. – Мне нравится смотреть на тебя.
Кель зарычал на меня, и я захихикал, а потом задыхаясь, указала на балкон.
– Что это? – Я попытался изобразить что-то среднее между испугом и шоком.
Он покачал головой.
– Дилетант.
– Нет? – Я был разочарован.
– Нет.
– А что, если там действительно что-то есть?
– Например? Человек-паук? – Кел сказал, будто я спятил.
– Тебе нравится Человек-паук, – возразил я.
– Это потому, что он прекрасный персонаж, который справляется с бременем потери людей в своей жизни и в то же время выясняет, каким героем он должен быть.
– Знаешь, – сказал я, любуясь тем, как загорелись его глаза. – Я мог бы прожить с тобой миллион лет и никогда не устал бы слушать то, что крутится у тебя в голове.
Я смотрел, как он переводит дыхание, прежде чем начать отходить назад, прочь из кухни, в сторону гостиной и секционных диванов. Он больше не хотел, чтобы за ним гнались, он хотел, чтобы его поймали.
– Это ошибка, – прошептал я.
– Нет, не ошибка, – сказал он на одном дыхании, прежде чем повернуться и броситься бежать.
Я быстро настиг его, схватил и повалил лицом на середину секционного матраса.
– Ты позволил мне схватить тебя.
Кел издал звук, похожий на короткое хихиканье от счастья.
Не желая душить его, я перекатился на бок, на спину, а он все еще лежал, повернув голову так, чтобы видеть меня. Я сказал:
– Спасибо, что позволил мне заполучить тебя, обладать тобой и оставить тебя у себя.
– Никакого возврата, – пробормотал Кел. – Ты застрял со мной.
Посмотрев на него мгновение, я протянул руку, откинул его волосы с лица и заправил прядь за ухо.
– Ты ошибаешься. Это мне повезло, а ты застрял. С возрастом я становлюсь все более ворчливым и зацикленным. А у тебя есть все шансы стать гордым обладателем зануды.
– Да, но у нас есть швейцар, который приносит заказанную нами еду на вынос.
– Есть, – согласился я.
Кель расхохотался, когда я набросился на него.
****
Мы помыли посуду, а потом впервые прижались друг к другу на диване: я смотрел новости, желая узнать, что говорят о смерти Уивера, а он пытался не заснуть, прижавшись к моему боку и обняв меня за плечи.
– Спасибо, что в этом году ты не стал заполнять свое расписание, – сказал я, прежде чем он задремал. – Я просто хочу, чтобы ты всегда был со мной.
– Я тоже этого хочу, – прошептал он, и я понял, что он был немного ошеломлен этим признанием.
– Я не пытаюсь задушить тебя или не дать тебе быть творцом, которым ты хочешь быть, но я...
– Я знаю, – сказал он, поднимая голову и целуя мою челюсть. – Ты хочешь, чтобы я был дома с тобой. Я тоже этого хочу. Остальное мы придумаем.
– Хорошо, – сумел вымолвить я.
– Хей, – сказал Кел, и я посмотрел ему в глаза. – Я не поблагодарил тебя за вчерашнее, – пробормотал он. – Спасибо, что сделал один из худших дней в моей жизни намного лучше.
– Не за что, но на самом деле все могло сложиться только так. Я всегда буду приходить за тобой. Всегда.
Он прижался ближе, и я крепко обнял его.
– Не скучай со мной, – сказал я через мгновение.
– Обещаю, этого никогда не случится.
– Ты говоришь это сейчас, но мне часто говорили, что я романтичен, как стол.
– Тогда хорошо, что мне нравятся столы. Они функциональны, и на них можно хранить вещи, так что я бы не волновался.
– Да, но...
Кел хмыкнул.
– И мне не нужно, чтобы со мной устраивали романтику, просто любили.
– Да. Но через пять лет, когда ты будешь кричать на меня, что я забыл о годовщине нашей свадьбы и не пригласил тебя на ужин, это станет проблемой.
У него перехватило дыхание.
– Что случилось? – спросил я, волнуясь.
– Ты говоришь о том что произойдет после пятилетней годовщине свадьбы?
Я был в замешательстве.
– Да? А что?
Он вывернулся из моих объятий, сел, чтобы повернуться и посмотреть на меня.
– Ты просто предполагаешь, что мы поженимся и будем вместе в течение...
– Почему бы нам не пожениться? – Он говорил бессмыслицу. – Ты слушаешь себя? – Я сердито посмотрел на него.
– Богато ты говоришь, – сказал он, тихонько рассмеявшись, и это был хороший звук. – Илай Кон, что только не вылетало из твоих уст за эти годы. Ты меня убиваешь.
– Это звучит не очень хорошо.
– Но это так. – Он глубоко вздохнул и снова прижался ко мне, прижимаясь вплотную, целуя мое горло. – Я обожаю тебя, даже если ты глупый.
– Что теперь?
– Неважно. Сосредоточься на том, что я тебя люблю.
– Хорошо, – согласился я. Он любил меня. Я это знал.
– И кстати, я могу забронировать для нас ужин не хуже тебя, и, чтобы ты знал, ты отлично запоминаешь важные даты.
– Правда?
– Да, это так. – Его голос был хриплым, словно что-то из сказанного мной задело его. – Кроме того, ты слушаешь лучше всех, кого я знаю, и помнишь, как ты заметил, что адвокат всегда посылает Лу цветы?
– Да.
– Так вот, я получаю цветы от тебя и твоей мамы каждый вечер премьеры, и я знаю, что это ты, а не она, потому что она считает, что комнатные растения лучше, чем нарциссы.
– Так и есть, – согласился я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб.
– И Лу дарят белые розы, а мне всегда дарят нарциссы.
– Нарциссы - твои любимые.
– Да, это так, – ответил он, задыхаясь от волнения, о котором я понятия не имел.
– Я просто не хочу облажаться.
– Ты не облажаешься, Илай. Я не позволю тебе.
– Хорошо, – сказал я, вздохнув с облегчением. – Пока ты за нами присматриваешь, все должно быть хорошо. Я просто беспокоюсь.
– Не надо.
– Посмотри на меня. – Когда Кел поднял голову, я увидел его поплывшие глаза. –Что я сделал?