– Значит, ты оставил одну позицию солиста ради другой. В Нью-Йорке, наверное, думали, что ты спятил.
– Да. Не мог бы ты перемешать это?
Он быстро согласился, что мне понравилось. Я передал ему маленький венчик, и он помешивал сахар, дожидаясь, пока он станет полупрозрачным при нагревании.
– Продолжай, – сказал он.
Вокруг кухни крутились другие люди, глядя то на него, то на меня. Это была открытая планировка, поэтому их не отделяли от нас никакие двери или стены. Я бывал на многих вечеринках в домах разных людей и знал, что обычно люди собираются на кухне, потому что именно там находятся еда и напитки. Но у Луны, чья квартира находилась в этом доме, на балконе стояли контейнеры со льдом, наполненные пивом и вином. На тарелках были разложены съестные припасы, на противоположной стороне балкона - крепкие спиртные напитки, а также бокалы из травленого хрусталя и маленькие, со вкусом подобранные ведерки для льда с витиеватыми щипцами рядом с ними. Я оценил ее организацию, потому что, если вам не нужны сливки для какого-нибудь напитка, вам не придется и шагу ступить на кухню.
– Мистер Харрингтон?
Я повернулся, чтобы посмотреть на Илая.
– Серьезно?
Он хихикнул, и звук прокатился по мне.
– Келсо.
– Лучше.
Ухмылка вернулась.
– Значит, ты уехал и не волновался?
– Ну, иногда, как я уверен, ты знаешь, нужно перестать чувствовать себя комфортно, сделать шаг вперед и что-то изменить, каким бы пугающим это ни казалось в тот момент.
Илай кивнул.
– Самодовольство - это не способ жить. Должен быть баланс.
– Именно.
– А под балансом я подразумеваю приближение к идеалу во всех аспектах твоей жизни, насколько это возможно. Время от времени лодка все равно будет раскачиваться, но этого следует ожидать.
Я улыбнулся ему.
– Да. Не обязательно любить свою работу, но она должна приносить какое-то удовлетворение, будь то обеспечение семьи, личное чувство выполненного долга или исполнение мечты. Приносить пользу - лучший вариант, но не все мы благословлены таким образом.
Илай пожал плечами.
– Не знаю. Я думаю, что изменить жизнь к лучшему можно по-разному. У меня есть приятель, который присматривает за детьми, находящимися под защитой, и некоторые из них находятся в дерьмовых условиях, и он их перевозит, а другим просто нужно знать, что кто-то за ними следит. Это не так уж и много, и, надеюсь, его присутствие будет лишь кратковременным эпизодом в их жизни, пока они не перейдут в более благоприятную ситуацию, но все же он меняет ситуацию, пусть и не в огромных масштабах.
– Согласен. – Я улыбнулся ему. – Никогда не знаешь, какое влияние окажут твои действия на кого-то другого. Простым актом доброты можно добиться огромных перемен.
– Безусловно, да, но, пожалуйста, давай не будем углубляться в философию на кухне. Мы сейчас не размышляем о «смысле жизни». Илай прищурился, и я подавил смех.
– Нет, нет, абсолютно нет.
Тогда ко мне зашли поздороваться люди из балетной труппы, и я услужливо представил их Илаю, а он улыбнулся и пожал всем руки. Примечательно, что он сделал шаг в сторону, ближе ко мне, и когда один парень попытался встать между нами, чтобы сделать то, что ты делаешь, когда хочешь поговорить, Илай наклонился одновременно со мной, и мы оттеснили незнакомца, двигаясь синхронно.
– Извините, – сказал Илай мужчине, прижимаясь ко мне, и между нами не осталось свободного места.
– Нет, это вы меня извините, – пролепетал симпатичный незнакомец и отступил назад. – Напитки здесь или...
– О Боже, Стю, – вздохнула одна из женщин, оглядев Илая с ног до головы, прежде чем взять друга за руку. – Когда мы вошли, Луна объяснила, что все было на балконе.
Когда мы снова остались одни, я сразу же попросил его нарезать для меня лаймы и лимоны. Казалось, он почувствовал облегчение от того, что у него появилось задание.
– Ну как, тебе нравится здесь, в Чикаго?
– Нравится, – ответил я, прищурившись. – Пока что.
– Что это за лицо?
– Ну, я просто хотел узнать, когда ты собираешься начать.
– Пардон?
Я жестом показал ему на мерную чашку из пирекса, в которую собирался перелить простой сироп, чтобы он остыл.
– Ты еще не начал ничего нарезать. Я правильно понимаю, что ты не можешь работать в режиме многозадачности?
– Я могу быть многозадачным, – огрызнулся он, начиная нарезать лаймы. – Я просто задаю вопросы, чтобы ты знал, что я заинтересован в том, чтобы узнать тебя, и активно слушаю ответы.
– Ах, – быстро сказал я, снова ухмыляясь, наблюдая за ним.
– Опять этот взгляд?
– Ну, у меня есть опасения по поводу твоих навыков приготовления пищи. – Я сам не был профессиональным поваром. Однако по сравнению с ним я был Дэвидом Чангом10. – Ты когда-нибудь делал это раньше?
– Нарезал лайм?
– Да вообще любой фрукт.
– Конечно, приходилось, – возмущенно ответил он.
Но даже тогда, когда мы знали друг друга секунду, две секунды, я не беспокоился, что он уйдет. Это было не так. Я чувствовал себя так, словно я даю своему другу дерьмо.
– Ладно, думаю, тебе стоит сосредоточиться на том, что ты делаешь, и перестать активно слушать. Мы сможем продолжить наш разговор, как только ты положишь нож.
– Я умею работать в режиме многозадачности, – защищаясь, повторил он перед тем, как порезать палец.
Я посмотрел на него с поднятыми бровями, и он передал мне нож.
– Промой его, – приказал я ему. – Я посмотрю, есть ли у Луны марля и лавандовое масло.
– Что?
– Лаван... неважно. Просто промой. Я сейчас вернусь.
– Я не ребенок, – крикнул он мне вслед, но я знал, что так будет лучше.
Конечно, поскольку она была танцовщицей, у Луны в аптечке были все известные человеку бинты. Я был в восторге от того, что у нее есть и лавандовое масло, и когда она передала его мне, у нас был момент в ее ванной.
– Очень красивый мужчина, которого ты держишь в заложниках на моей кухне, – сообщила она мне.
– Я знаю.
– У него отличные плечи.
– Я отметил их.
– Держу пари, что без одежды он еще красивее.
– Подозреваю, что так, – согласился я.
Она кивнула.
– Мейвен выбыла из игры. Сильно.
– Не злорадствуй. Это тебе не идет.
– Нет?
Я захихикал и отвернулся, но она вцепилась в мой бицепс и удержала.
– Мы могли бы быть друзьями, если бы ты мне позволил.
– Ты уверена? Ты говорила за моей спиной.
– Мы все так делаем. И ты тоже.
– Это верно.
Она наклонила голову и улыбнулась мне.
– Давайте начнем с моего имени. Зови меня Лу.
– Тогда зови меня Кел.
– Я думала, что сокращенно это будет похоже на клетку растения или на то, как я хочу продавать дерьмо на блошином рынке. Я не думал, что это будет как Кел, будто ты сократил Келли.
– Но у Келсо твердый звук К, а не мягкий11.
– Ладно, тогда, – сказала она, прекратив разговор, ее интерес к этой теме ослабевал. – Я принесу тебе тот ужас, который ты называешь кофе, со всеми вытекающими, утром. Завтра.
– Завтра? Завтра суббота.
– Но мы оба будем там, рано, с диким похмельем, но мы же прокляты ненасытной трудовой этикой, не так ли?
– Да, – согласился я, улыбнувшись. Она поняла меня. Мы были одинаковыми.
– Тогда да. Я принесу тебе кофе, – заявила она, как о свершившемся факте. – Просто скажи «да».
– Откуда ты знаешь, как я пью кофе?
– Потому что я достаточно заботлива, чтобы спросить бариста.
– Это очень мило.
– Не распространяйся об этом.
– Никогда.
– Значит, увидимся утром, – заключила она.
Я кивнул, она улыбнулась, и на этом все закончилось. В тот вечер я понял, что мы с Луной Сото можем быть друзьями. Оказалось, что, открыв глаза на одного человека, можно увидеть и всех остальных.
Илай ныл по поводу лаванды, хотел традиционный крем первой помощи с проверенными отзывами и одобрением врачей. Но я объяснил, что масло лучше, натуральнее и заживет быстрее.
– Если оно не сработает, я дам тебе сто баксов.
– Я хочу билет на «Жизель», – возразил он.
– Я в любом случае достану тебе билет на «Жизель», – заверил я его. – Даже два, чтобы ты мог привести с собой пару.
– Я приведу свою маму.
У меня перехватило дыхание. Его маму?
– Тогда точно два.
– А после ты сможешь встретиться с ней, и мы сможем поужинать позже.
Я быстро кивнул, такое развитие событий было самым многообещающим из всех. Его мать.
Он скорчил гримасу.
– Это странно? Ты думаешь, это странно? Я просто пригласил себя и маму на балет, а потом попросил тебя поужинать с нами?
– Нет, – прошептал я. – Мне бы это понравилось. Я скучаю по своей каждый день.
– Мне жаль.
– Все в порядке, я просто... я бы хотел снова почувствовать материнскую заботу.