Он резво вскочил, выбежал и вернулся с телефоном, который действительно меланхолически наигрывал «Вальс цветов».
Драбкин нажал зелёную кнопочку и приставил «мобилу» к уху.
— Ваня, это я, — зазвучал в трубке тревожный женский голос. — Ты меня слушаешь?
— Да, — коротко бросил Драбкин и махнул рукой Аникушину: действуйте, действуйте, не ждите!
— Ваня, ты где?
— Дома, — глухо ответил Драбкин, стараясь, чтобы на том конце ничего не заподозрили.
— Как — дома? — взволновалась незнакомка. — Ваня, тебе надо уходить срочно! Пока не поздно…
Аркадий Игоревич с сожалением понял, что дальше продолжать игру нет смысла. Он не серый волк, ему кузнец голоса не перековал, так что под маму-козочку долго блеять не получится.
— Поздно, Елена Владимировна, — заговорил Драбкин собственным голосом. — Ваш милейший братец уже находится в наших руках. И с этим ничего не поделаешь.
— Аркадий Игоревич? — растерянно откликнулась трубка. Алёнушка с ужасом поняла, что и впрямь опоздала. — Что с Ваней?
— Ване сейчас больно, — сообщил Аркадий Игоревич. — Но пока он, увы, ничего нам не говорит. И чем дольше будет продолжаться игра в молчанку, тем меньше у него шансов остаться живым и относительно здоровым. Сейчас мы подумываем над тем, чтобы немного подточить ему зубы крупноячеистым напильником…
Надо выиграть время, нервно крутилось в голове у Аркаши Делового. Вытянуть из ситуации всё, что возможно. Ах, Джонни, сука Джонни, как ты не вовремя подгадал со скалолазанием!
— Что вам надо? — голос Алёнушки неожиданно сел и стал глухим.
— Плохо слышу вас, Елена Владимировна, — с тревогой сообщил Аркадий Игоревич. — Нас разлучают расстояния. Мне кажется, я вас теряю.
— Хватит паясничать, — всё так же глухо сказала Алёнушка. — Я повторяю: что вам надо?
— Нам нужны образцы известных вам химических соединений, — пояснил Драбкин. — Верните народное достояние. Брать чужое нехорошо.
— У нас нет образцов, — коротко сообщила Алёнушка.
— И врать нехорошо, — посетовал Драбкин. — Не жалеете вы своего братца.
— У нас действительно нет образцов, — повторила Алёнушка. — Сколько ни пытайте Ивана, он скажет вам то же. К сожалению, вмешалась третья сила, которой никто не ждал.
— Страны третьего мира? — догадался Аркадий Игоревич. — Движение неприсоединения? Дружба-фройндшафт? Хинди-руссо пхай-пхай? А, я понял! Русский с корейцем — братья навек! Или сёстры. Елена Владимировна, мне некогда выслушивать ваши анекдоты. Я сообщу позже, когда состоится траурная церемония прощания с останками вашего родственника. Если не сможете прибыть, полкило фарша в целлофановом пакете мы вам доставим по месту жительства. Адрес сообщать не надо, мы в курсе.
— Да прекратите! — пронзительно закричала трубка. — У нас нет образцов! Нет! Но их ещё можно вернуть! Если только вы с Ваней ничего не сделаете, я вам всё расскажу! Дайте с ним поговорить, я хочу знать, что он жив…
Радует уже то, что ты этого пока не знаешь, удовлетворённо подумал Драбкин. Значит, он до тебя ещё не добрался. Но мне-то что делать прикажешь? Ах, Джонни, Джонни, ты снова всё перегадил…
— Позвоните через час, Елена Владимировна, — предложил Аркадий Игоревич Алёнушке. — Мы как раз осматриваем квартиру вашего братца, а сам он находится в другом месте. В тёплом и сухом. Думаю, вы сможете с ним пообщаться. А пока подумайте.
— Я перезвоню, — тихо сказала Алёнушка.
Ты-то перезвонишь, подумал Драбкин. А мне-то что делать? Хорошо бы за час вернуть твоего Иванушку в душные объятия друзей. Но чудес, увы, не бывает. Возможно, и бывают, но не в нашем районе.
— Это как понимать, Аркадий? — спросил Драбкина Гена Шустов, как только тот отключил сотовый. — Неужто сестрица звонила?
— А ты что, не понял до сих пор? — сердито бросил Аркадий Игоревич. — Слушай, ты эту «трубу» у Джонни когда-нибудь видел? У него же обычно дорогая — чёрная «раскладушка» с наворотами.
— Видать, эту спецом для разговоров с сестрёнкой держал, — предположил Шустов. — И оформлена наверняка не на него. Звонки на его «Нокию» проверить можно, а этот телефончик чистый. Лучше скажи, как ты ей Джонни предоставишь.
— Может, Пашины гамадрилы его сейчас приволокут, — с робкой надеждой ответил Драбкин.
Однако гамадрилы Павла Петровича Аникушина никакого Джонни не приволокли. Зато приволокли вести совсем уж похоронные.
Квартира, в которую предположительно мог перебраться Джонни, находилась в соседнем подъезде, то есть в том, за которым сотрудники службы безопасности «Русского мира» особо не следили. Снимала квартиру одинокая двадцатилетняя студентка педагогического университета Алиса Адашева. Сосед Алисы, военный пенсионер и ранний птах Платон Дмитриевич, сообщил, что утром, часов около шести, он видел, как студентка вместе с неведомой ему подругой в спортивных костюмах выводили гулять Алисину собачку чау-чау. Собачка бежала на поводке, девушки — за нею, как привязанные. Подруга несла через плечо вместительную спортивную сумку с иностранной надписью. Возвращались ли девицы домой, пенсионеру было неведомо. Ко всему сказанному он сообщил «товарищам милиционерам», что всегда чувствовал за Алиской неладное. Девица видная, симпатичная, а шмыгает постоянно в драных штанах, с короткими рыжими патлами, в обществе парней Платон Дмитриевич её не видал, только с девками.