— Ты постоянно поминаешь весну, Квентин. Но что изменится через два-три месяца? Ничего. И даже если вернется Койн, у тебя нет шансов.
— Открою тебе небольшой секрет, троюродный брат. Мне помогут свалить герцога Грига.
— Кто!? — резко вскрикнул барон.
— Пока это секрет. Но, не имея поддержки, я бы и не думал о сопротивлении Андалу, потому что голова у меня на плечах сидит крепко и она соображает, что к чему.
— Это кто-то из великих герцогов, который желает подмять владение Грига под себя?
— Придет время, и ты все узнаешь. Однако уже сейчас я могу тебе сказать, что это Григ проиграет, а я получу то, что всегда принадлежало Ройхо. Мне чужого не надо, но и своего я не отдам.
— Как знаешь, Квентин, — барон тяжко вздохнул. — Но ты уже проиграл.
— Время покажет, кто победитель, а кто в дураках остался.
Граф и барон замолчали, а я тихонько вышел из столовой и вернулся в нее через двадцать минут, как раз к обеду. Главы семейства и гостя здесь уже не было, видимо, они пообедали и ушли в кабинет или в одну из башен замка, так что поглощение пищи проходило в легкой и несколько шутливой обстановке. Девчонки дразнили Трори, который моментально заводился и сразу же начинал ерзать на месте. Айнур расспрашивал меня о тренировках, и мечтал о том дне, когда он тоже сможет заниматься с дружинниками. А Катрин весь обед, просто смотрела на детей, думала о чем-то своем и пару раз, словно вспомнив что-то плохое, хмурилась. Однако девочки снова начинали паясничать и баловаться, а смотреть на них без улыбки, было нельзя, и она снова становилась спокойной.
Позже, я не раз вспоминал об этом обеде, и гадал о том, чем было вызвано хмурое облачко на лике графини. Может быть, она чувствовала беду, гадала о судьбе детей или переживала за Квентина? Не знаю. Но тогдашнее лицо Катрин Ройхо врезалось в мою память на всю жизнь, и именно такой я запомнил ее, красивой, уверенной в себе, умной женщиной, которая безмерно любила своих детей и мужа. Впрочем, продолжаю повествование.
Покинув столовую, я вновь отправился на тренировочный плац и застал здесь смешную картину. Десять воинов барона Арьяна, все какие-то толстенькие и неповоротливые здоровяки в шубах, пыхтя и сопя от натуги, с красными словно помидоры мордами (на лица заплывшие жиром перекормленные ряшки бойцов барона не походили) нелепо и неловко тыкали копьями в чучело. Ну, а стоявшие вокруг них дружинники графа, подтянутые и вечно настороженные волки, подбадривали их веселыми выкриками и словно дети кидались в их спины снежками.
— Что происходит? — приблизившись к месту потехи, спросил я у Тайфари.
— Да вот, — усмехнувшись, ответил дядька, кивнув на шоу толстяков, — у барона, видать, с деньгами совсем туго стало, и он вместо своих пьяниц, которые у него раньше служили, обжор деревенских набрал. А наши парни их решили немного потренировать.
— Ясно. Сумоисты в бою.
— Какие такие сумоисты?
— Да есть такие герои в одной восточной стране, заплывшие жиром мешки, которые сталкиваются голыми пузяками и выталкивают противника с ковра.
— Наверное, тебе о них Койн рассказал, я про таких людей никогда не слышал.
Понаблюдав еще некоторое время за вояками барона, которые нелепо падали в снег, снова поднимались и вновь атаковали чучело, я подивился тому, как можно так себя запустить, а потом называться воином, и остаток дня провел в арсенале, где вместе с несколькими дружинниками перебирал, чистил и смазывал оружие. На этом, как таковой, день закончился. И вполне довольный собой и жизнью, я заснул, и так пролетели еще одни сутки.
Проснулся я оттого, что в мою комнату кто-то вошел. Незапертая на запор дверь открылась без скрипа и шума, и по деревянному полу заскользили шаги. Но, не смотря на осторожность вошедшего, я его сразу почувствовал. Армейская привычка. Если в палатке или в комнате общежития шум и гвалт, и берцы топочут, значит, все нормально, а шорох, это уже подозрительно, и мой разум отреагировал на это соответственно. Глаза открылись и стали привыкать к темноте, а правая ладонь метнулась под подушку, где у меня находился нож. Только раньше, когда я был на Земле, под моим спальником лежал самокованный клинок, копия с НР (ножа разведчика), сделанный из рессоры, а здесь, как только я получил разрешение графа на ношение оружия, так сразу же в арсенале добыл себе отличный булатный кинжал.
Пальцы обхватили удобную рукоять моего оружия и, стараясь не подать виду, что проснулся, я потянул клинок на себе. О том, что делать дальше я не задумывался, все определено заранее. Скатиться с кровати в уголок и приготовиться к бою. А то мало ли что. Вдруг, меня не убивать пришли, а братишки подшутить захотели, а я их клинком по животу. Нехорошо может получиться. Я напрягся и когда крадущийся человек, оказался совсем рядом, уже был готов действовать. Но меня остановил голос того, кого здесь и сейчас я никак не ожидал услышать:
— Уркварт, вставай, — полушепотом произнес барон Арьян.
Кинжал в руке переместился под одеяло и, не расслабляясь, я сел на кровати и поинтересовался у веселого толстяка, который своей объемной тушей, четко прорисовывался на фоне окна:
— Что вы здесь делаете дядя Юрген?
— Тебе надо бежать, — заявил он.
— С чего бы это?
— В замке наемники Андала Грига. Я предлагал твоему отцу замириться с герцогом, а он меня не послушал, гордый слишком и сам себе на уме. Но я хочу, чтобы наследник Ройхо выжил. Поэтому быстро одевайся, я вывезу тебя за стены и дам лошадь, а дальше все в твоих руках.
— Так что же ты тут рассусоливаешь, дядя!? — я вскочил на ноги. — Надо тревогу поднимать!
— Поздно!
— Ничего не поздно, всегда можно отбиться. Где отец!?
— Он уже мертв, — короткий всхлип, — и Катрин тоже, хотя так не должно было случиться.
Во мне, словно что-то оборвалось, слишком я привык полагаться на графа. На секунду я растерялся и тут Арьян, на что неповоротливый кабан, резко ударил меня кулаком в солнечное сплетение. Я задохнулся. А тут новый удар, на этот раз по голове, и после него мой разум погрузился во тьму беспамятства.
Сколько времени я находился без сознания, не знаю. Может быть не дольше двадцати минут, а вполне могло оказаться, что и целый час.
Очнулся я во дворе замка, связанный и в одной ночной одежде. Я находился на повозке, верх которой был накрыт пологом, и через широкую щель между бортом и брезентом мог видеть часть тренировочного плаца, который был устлан телами убитых воинов графа Ройхо. Большинство из них, как и я, были в нижнем белье, солдатских кальсонах и майках с рукавом, видимо, смерть застала их во сне. И только бойцы дежурных десятков были в одежде и броне. Но в каком они находились состоянии!? Лучше бы я этого не видел. Рваные окровавленные кольчуги, вывернутые наружу ребра и куски мяса, и было совершенно непонятно, каким оружием их убили. Слуг и домочадцев графа видно не было.
"Что делать? — стучалась молоточком в голове одна-единственная мысль, а вместо ответа приходил только очередной вопрос: — Как быть?"
И в этот момент меня накрыла такая тоска и печаль, что захотелось сдохнуть, лечь рядом с дружинниками и больше никогда не вставать. Как же так могло случиться, что приютившая меня семья пострадала? Почему? За что? Зачем это все, кровь и грязь, смерть и насилие? Пропади все пропадом!
Однако долго заниматься самокопанием в душе мне не пришлось. Откуда-то слева послышался звон клинков и крики. И в свете масляных фонарей, в доступном мне для обзора пространстве я увидел живых воинов графа, трех сержантов: Юнга, Тимбора Косого и Гради Тайфари. Эти трое жили вне казармы, в Приморском донжоне над родовым храмом и, видимо, старые опытные бойцы почуяли опасность, встретили ее грудью и теперь пытаются вырваться из ловушки, в которую превратился для них замок. Но даже я понимаю, что сделать это проблематично, потому что они без доспехов и лошадей, и с одними только мечами в руках, а на них насела целая толпа воинов с эмблемами герцога Грига — цветок с шестью синими лепестками на желто-зеленом щите. Но, не смотря ни на что, дружинники Ройхо не сдавались, упрямо пробивались к воротам, и махали своими клинками так, что любо-дорого посмотреть. Особенно, выделялся Юнг, приземистый лысый крепыш в легкой набивной шубейке, вроде российской телогрейки.