— Иди хоть в… — и Лимонов ввернул нецензурное слово.
— Я могу послать и дальше, но воздержусь, — стиснуто рассмеялся Гринашко и хлопнул дверью.
В обкоме сказали, что Юдин вчера вечером срочно отбыл в Москву. Дежурный милиционер помог ему связаться с помощником секретаря обкома, и тот, выслушав, велел Гринашко быть завтра снова в аэропорту к тому же часу…
— Ну вот, дед Секлей, — стал закругляться с рассказом Иван Александрович. — Утром опять я в порту. Самолет, загруженный полностью, меня ждет. Лысый, с отекшим лицом человек в отделе перевозок мне приторно улыбается. Ох, думаю я о нем, и подхалим же ты! Но ни слова ему, ни полслова. Прохожу, забираюсь в салон. Всего там горой наворочено! И спальники меховые, и бензопилы, и цепи к ним, и два полушубка, и ящики с говяжьей тушенкой. Ничем не обидели осиповцев! И понял еще я раз, что рука у Юдина твердая… А уж мы постарались тот зимник расчистить, как было нужно, и даже два дня сэкономили. Ты сам помогал рубить — как молодой старался!
— Проявил ты характер и дело продвинул, — почмокал губами Сергей Данилович. — А то бы тебя шапками закидали.
— Не из таковских, — хмыкнул Гринашко. — И эту нашу дорогу мы строго вымеряем! Мои километры сойдутся, а от приписчиков лишние вычеркнем…
За стенкой избушки трещали деревья от холода, поскуливал, вжимаясь в самый порог по ту сторону низкой двери, Бакулка…
Эпилог
Реки вскрывались в первой десятидневке мая по всей необъятной нарымской земле, и паводок, с каждым днем вырастая в силе, заполнял собой поймы, выхлестываясь из берегов. Яры подперла плечами шальная вода, облизала их и обузила, и по кромкам оставшейся суши, где кучно, где вроссыпь, в немом удивлении и по-весеннему зачарованно стояли, толпились дома деревень и поселков. Все захлестнуло собой безудержное половодье. И малые реки стали большими, а большие — великими. А где Обь была — там теперь целое море. Высоко пролетают дальше на север гуси. Утиные стаи с гомоном и со свистом крыльев носятся в поисках мест для гнездовий. Моторная лодка для нарымцев стала единственным средством передвижения, да еще обласок, такой же древний челн, как и эта земля, переживший столетия. Нет, «мода» на осиновую долбленку не вышла и выходить не думает: без нее сеть на озере не поставишь, по затопленному кочкарнику не проберешься.
По рекам к местам новостроек идут караваны судов: маломерный флот, снявшись с якоря, теперь будет всюду сновать до тех самых пор, пока реки не обнажат берега, не выкажут перекаты. Успевай завозить грузы, ибо не каждый год здесь держится высокая вода.
Чузик просто заполонен судами: по четным дням вверх подымаются, по нечетным спускаются к устью. Расти Сосновому долго, и нужно всего много. Построить каменные дома — не платья сшить. Осипово стало похоже на маленький порт: красиво смотреть с высокого берега на самоходные баржи и катера, особенно ночью, когда вспыхивают сигнальные огни. Не думали осиповцы, что их тихий поселок окажется на таком бойком месте.
Гринашко со сплавом давно управился, по зимнику, который он вымерил с точностью до километра, и утер нос приписчикам, лес тоже весь вывезли, и теперь в леспромхозовской жизни наступила пора затишья. Пульс вошел в размеренный ритм. И ничего! Надо ж когда-то и опустить туго затянутую опояску, расслабить мышцы для отдыха, для накопления сил…
Майским погожим днем спустился с трапа беленькой самоходки на осиповский берег Николай Савельевич Румянцев и тут же столкнулся с Гринашко. Обрадовались они друг другу.
— Доброе время выбрал, — сказал Иван Александрович. — На Комарином болоте у нас глухари, косачи огромные токовища держат! Картины утрами там можно увидеть такие, что в жизнь потом не забудешь. Захочешь — свожу, покажу, А стрелять не дам!
— Себе бережешь? — подмигнул Румянцев.
— Для кого — сам не знаю, но охраняю. А когда копалуху убьют на току — поколотить готов.
— Бей прямо птицей по харе! — на полном серьезе сказал Николай Савельевич. — Самку весной загубить — преступление. Сам я вообще на охоту не жадный, а вот на рыбалку — да! Карасей на уху поймаем?
— Крупных, жирных — сколько душе угодно! — весело зачастил словами Гринашко. — Пошли ко мне в дом. Человека с дороги надо сперва накормить, а потом уж расспрашивать.
Они обошли огороды, оказались на чистой песчаной улице. За воротами дома Гринашко стоял трактор «Владимирец» с прицепной тележкой.