- Ты красива! - сказал юноша голосом, заставившим Генани задрожать.
Много раз она слышала эти слова. Но никогда они не звучали так.
Вошедший слуга помог ей скрыть смущение. Женщина Гнона велела ему поставить поднос и удалиться. Она хотела своими руками налить Санти вина, нарезать редкие и дорогие здесь, в этой части Урнгура, фрукты.
Санти отпил немного из прозрачного бокала. Сладкое крепкое вино. Он пил медленными глотками, глядя на женщину сквозь выточенную из розового кварца стенку бокала. Ронзангтондамени налила ему еще, и Санти выпил второй бокал, а потом и третий. Теперь он мог пить много вина. Почти столько же, сколько и Нил. Оно почти не действовало на Санти. Но Ронзангтондамени не знала об этом. Она посмотрела в окно: скоро рассвет.
"У нас совсем мало времени", - подумала она, развязывая золоченый пояс, обегающий широкие бедра. Санти выпил четвертый бокал.
"Этак он совсем опьянеет", - подумала женщина и протянула руки, чтобы обнять юношу... Но наткнулась на взгляд его удивительных глаз, и руки ее упали...
- Ты хочешь, чтобы я спел для тебя... Ангнани? - голос Санти был таким же трезвым и чистым, как и прежде.
- Спел? Да, хочу! - И она кивнула обреченно, подчиняясь воле этого юноши. Воле мужчины! О боги!
А Санти вновь взял ситру. Он пел о синей реке забвения. И о моряке, смытом штормовой волной. И "Солдат, солдат..." - ту песню, последнюю песню Ортрана. И Санти сказал ей об этом. И больше уже не пел ничего. Юноша положил руку на плечо Ангнани. Они сидели и молчали, масло в светильниках иссякло, и огни погасли.
- Утро! - сказал Санти. - Пора спать! - И улыбнулся ласково.
Сердце Ронзангтондамени затрепетало.
- Скажи, твоя госпожа, она позволит... - по лицу Санти поняла, что говорит не то, смутилась, взяла юношу за руки и спрятала лицо в его ладонях, как девочкой прятала в руках матери. Санти легко коснулся губами ее головы, Ангнани подняла на него глаза, огромные, доверчивые... Санти взял ее руку, большую, чем его собственная рука, сильную, длиннопалую, поцеловал нежную кожу в центре ладони.
- Да! - сказал он. - А сейчас вели кому-нибудь отвести меня в мою комнату. Я устал. Сегодня был длинный день.
Глава восьмая
Некогда в стране, исчезнувшей так давно, что и имени ее не осталось, жил охотник Уру Дат. И была у него девушка. Семт-Хе звали ее. И был маг из носящих черное ожерелье, маг - Тысяча Обличий. Захотел маг девушку. И взял ее. Обратясь в дракона, унес он Семт-Хе в дом свой, в горы, что зовут ныне горами Забвения.
Узнал о случившемся юноша охотник, почернело лицо его. Пошел он в горы, подумав: "Верну Семт-Хе или умру".
Долог путь. Ослабел Уру Дат, сильно страдая от жажды на бесплодном горном плато. И встретился ему старик в серой одежде. Не спрашивая ни о чем, повел его старик к горной реке, что текла лишь в четверти дня пути от места, где встретил он Уру Дата. И утолил охотник жажду свою.
Спросил его старик: "Можешь остановить?"
О реке говорил он, но помнил Уру Дат, кому обязан жизнью, стерпел насмешку.
"Нет, не могу", - сказал.
И повел тогда его старик к истоку реки, к месту, где рождалась она из-под ледника.
- Смотри! - сказал. И дохнул.
Холод обьял юношу. Холод обьял и ледниковый язык. Сковал его. И иссякла река у истока своего.
- Что сделал я? - спросил.
- Убил реку! - отвечал Уру Дат.
Тогда кликнул старик бронзового дракона, и понес он юношу вниз, вдоль горного ушелья, по коему некогда мчалась река. И прилетели они в долину, где обильна была земля. А не стало реки - иссохла. Осыпались цветы, увяли юные побеги, пропал урожай, не родившись.
- Что сделал я? - вновь спросил старик.
- Убил долину! - сказал охотник. И понес его дальше дракон, к городу, что стоял на холме.
- Вот, - сказал, - город, что кормит долина. Что сделал я?
- Убил город! - сказал Уру Дат.
Тогда повернул старик дракона, и вновь полетели они в горы, что ныне зовутся горами Забвения. И увидел юноша: возродилась, снова течет река.
- Что сделал я? - спросил старик.
- Ничего! - сказал юноша.
- Твоя жизнь! - сказал старик, сел на дракона и улетел.
А юноша пришел к замку, где держал маг похищенную девушку, и выследил мага, как выслеживал быстрых горных ящериц у их нор. Выследил и пронзил длинной стрелой с черным заговоренным наконечником из обсидиана. А потом забрал Семт-Хе.
Не стал Уру Дат ни вождем, ни героем. Никому не сказал, что убил мага - Тысяча Обличий. До самой старости был он охотником и сам забыл, что убил мага.
Но помнила Семт-Хе.
Гурамская легенда
Три всадника подъехали изнутри к Южным воротам Шугра.
- Открывай, не медли! - приказал один из них сонному стражнику.
- Это еще зачем? - проворчал стражник. - До утра не подождать? Меньше часа осталось!
Подошел второй стражник, с масляной лампой в руке.
- Кто такие? - гаркнул он, поднимая светильник повыше.
Всадник наклонился в седле, откинул полу плаща:
- Воля сирхара! - И, теряя терпение, ткнул большим пальцем в приколотый к куртке значок. - А теперь, если ты не отопрешь, я снесу тебе голову!
- Ишь, хогран нашелся! - буркнул стражник, но поплелся к вороту, поднимающему засов.
Минуту спустя всадники уже мчались по гладкой дороге. Когда из-за гор выплеснулись первые лучи солнца, гонцы уже сменили пардов на первой королевской подставе. Вскоре они миновали вторую подставу и третью, за которой начинались земли селения Гнон. Не умеряя прыти животных, они пронеслись через селение прямо к Королевскому Дворцу.
Осадив парда перед крыльцом, первый из всадников вынул маленький рог и дважды протрубил.
Тотчас в одном из окон второго этажа появилось отекшее после вчерашней попойки лицо Начальника Королевской хогры. Минуту спустя он появился внизу в накинутом на голое тело красном плаще.
Первый из всадников посмотрел на хограна с брезгливостью человека, проведшего ночь в седле, и, наклонившись, вложил в дрожащие руки запечатанный свиток. После чего развернул рыкнувшего парда, и все трое помчались обратно по дороге, над которой еще курилась поднятая ими пыль.