— Вряд ли я буду за это пить.
— Ты — нет. Я — да. Наши дороги разошлись. И, по-видимому, это навсегда. Ты ведь знаешь, о чем я… Одного я никак не могу понять, почему ты до сих пор не бросил меня?
— Ты все еще здесь, то есть там, где и был. Я уже не здесь, но еще и не там, куда иду. И в то же время я повсюду. Как сказано в Евангелии от Иоанна, «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа». Поэтому не ищи меня — все равно не найдешь. Я же найду тебя везде, ибо ты теперь — незавершенное мной дело. И пока не подниму тебя, как поднимают останки павших воинов, не будет мне покоя… Тяжел ты, много на тебе греха и крови, но я сдюжу, ей богу сдюжу…
— Так ты воскрес?
— Еще нет. Но я на пути к этому. На пути к вечной жизни. Я там, где нет противоречия между разъединяющим пространством и всепоглощающим временем, потому что нет ни того, ни другого.
— Говорят, оттуда еще никто не возвращался.
— Один вернулся.
— Но он был Богом.
— Принявшим человеческую природу.
— Иначе и быть не могло. Ведь Богу, в отличие от человека, подвластно все. Он может легко принять человеческую природу и так же легко ее отторгнуть. Когда-то Сын Божий перенес земные страдания. Пережил отчаяние. Пал духом. Однако превозмог он все это и воскрес благодаря тому, что обладал божественной природой.
— Он показал, что и человек может обрести божественную природу. Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша, говорил апостол Павел.
— Вера никогда не тщетна. Она действительно умножает наши силы. Но вряд ли делает нас бессмертными. Ведь люди не боги…
— Тогда это не вера, а самовнушение.
— Называй это как хочешь. Но это работает…
— Там, на земле, вера расшатывается. Здесь, на небе, укрепляется. Там Бог предполагается ввиду своего мнимого отсутствия, здесь утверждается в силу своего действительного присутствия. И только для подвижников не существует разницы между землей и небом. Я не был подвижником. И всегда чувствовал эту разницу. Дивен Бог в святых своих! Да я не из их числа, хоть и взошел.
— Почему же я не взошел за тобой?
— Ты сражался не за правое дело. И твое восхождение будет долгим. Очень долгим, увы. Но не бесконечным, ибо ты не безнадежен. Тебе еще многое придется претерпеть…
— Когда-то я спрашивал у тебя — где мы? Ты сказал: в Urotschischtschje Pustynja. Мы все там же? Отсюда начнется мое восхождение?
— Если начнется, то отсюда. Для тебя не изменилось ничего.
— А для тебя?
— Для меня — все. Здесь я преобразился и понял главное — все мы несем ответственность за чудо, каким является жизнь. Перед собой. Перед людьми. И перед Богом…
— Но как все-таки возможна связь между нами? Как возможно понимание? Ведь по сути мы находимся на разных полюсах мира и они вряд ли соприкасаются…
— Мы можем находиться в некоем нейтральном пространстве, где визуализируются абстрактные представления, сны и фантазии людей, живых и мертвых. Здесь пребывают их размышления, мечты, воспоминания. Теперь это место нашей встречи и нет у нас другого… Здесь мы можем воссоздавать прошлое и видеть иную реальность.
— Я бы хотел попробовать. Как это будет выглядеть?
— Это несложно. Дай волю своему воображению…
— Что это?
— Где?
— Только что взмыло, как фейерверк, в черное небо…
— Это Ницше. С него сняли все обвинения.
— Почему он?
— Ты упомянул о об идее вечного возвращения. И тут же явился его мыслеобраз. Идем дальше?
— Идем…
— Какие-то врата. По-моему, это место называется чистилище. И мы видим здесь… Кто же это? Неужели Дядя Джо?
— Да, это Иосиф Виссарионович. В старом френче и своих любимых домашних тапочках, с погасшей трубкой и полупустой бутылкой «Хванчкара»…
— Что он здесь делает?
— Я думаю, он еще не понимает, куда попал. Это не суд истории, на который он рассчитывал. Это Страшный суд.
— Он о чем-то просит архангела Михаила.
— Вождь спрашивает, можно ли ему взять с собой тапочки и трубку. Вино он готов выпить прямо сейчас, а бутылку оставить на память небесному воинству. Но архангел Михаила непреклонен. «Все это вам уже не понадобится», — говорит он Сталину.
— А это что за нора?
— Это тоннель в преисподнюю. Что-то вроде лабиринта ужаса. Заглянем? Там много интересных персонажей. Многие из них тебе знакомы…
— Похоже на бункер. Осторожно, тут у входа какой-то папоротник.