Джон Кутзее «Бесчестье»
Золотистые лучи георгиново-желтого сквозь стекла очков солнца пританцовывали на всех поверхностях роскошного особняка. Мужчина поднял взгляд к светлому, без единого темного пятнышка, синему небу. Оно бриллиантовой дымкой отражалось в его глазах. Достаток и обреченность на сытое, фешенебельное, даже люксовое проживание виделось ему чем-то данным по праву рождения, на что он имел все нужные документы с печатями и подписями.
— Быть Александром Янгом — сплошной кайф, — самодовольно пропел молодой человек и прошлепал босыми ногами к бассейну.
— Убери фамилию — и станешь просто Александром. Не факт, что жизнь продолжит быть таким кайфом, — ответил ему друг, потягивавший коктейль, расположившись в шезлонге.
— В этом вся и соль, Димитрос.
— Мы не на греческом острове, черт тебя дери. Кончай называть меня Димитрос, а то нахлобучу тебе прямо на твоей крутой вилле. И ничего мне не будет, Санек.
— Теперь ты кончай называть меня провинциальным Саньком. От такого Санька, в тулупе и с единственной буханкой хлеба на ужин, меня отделяют триллионы миль.
— И эти мили между вами проложила твоя фамилия?
Алекс кивнул с полным осознанием своей безупречности и неуязвимости. Он любил этот мир и боялся его одновременно. Родись с нужной фамилией, за которой шуршат зеленые бумажки с лицами выдающихся политиков, — и ты бог, на которого жалкие плебеи взирают с немым раболепием, с открытым в жадности до того, чтобы урвать глоток воздуха, каким он дышит, ртом. Однако есть и другой сценарий, по которому ты можешь родиться обычным человеком и всю жизнь быть не более пыли под ногами королей этого мира. Во избежание сего он возносил молитвы своему собственному золотому тельцу.
— Откуда в тебе столько этой неукротимой спеси? — хмыкнул друг. — Здесь только мы с тобой, нефиг воспевать свою надоевшую всем фамилию.
— Ты, Дмитрий Аркадьевич Туманов, не должен забывать, кто тут свет и тьма. Кто воплощает в себе все и вся!
Разбежавшись и взяв побольше воздуха в легкие, мужчина прыгнул в бассейн, оставляя за собой эхо смеха. Смеха, словно бы отражающегося от стен стеклянного лабиринта, летящего к трону своего хозяина. Смех надменный, барский, горделивый. Смех, от которого, любые другие троны трещат по швам и разваливаются кусками былого могущества.
Каштановые волосы Алекса, ставшие за лето оттенка выгоревшего оранжевого, скрылись под толщей чистейшей джинсово-синей с карибско-зелеными переливами воды, расплескивая каплями свою необузданность и безбашенность во все стороны.
Туманов взирал на лучшего друга с некоторой тоской. Тоской по чему — он и сам не знал. Люди их статуса всегда тоскуют по каким-то недостижимым им вещам. Они никогда их не имели ввиду того, что золотые горы скрывали обычную жизнь за тюремными решетками. Чертовски дорогими, инкрустированными алмазами, но все же решетками. Сколько он помнил себя и Алекса (а это, наверное, с пеленок), они всегда купались только в самых престижных водоемах мира. Речка или озеро в Питере? Слишком мелко. Но чего-то ему упорно не хватало, и это неизвестное, недостающее чувство грызло червяком его нутро.
— У тебя никогда не было ощущения, будто мы что-то упускаем? — прокричал Дмитрий.
— Деньги? Всех не заработаешь, хотя отец пытается. Он та еще акула бизнеса. Тебе повезло, что у твоего другая отрасль. А то бы его голова уже тоже была у нас на трофейной полочке.
Из воды высунулась камелопардовая голова Алекса, а глаза рассеянным взглядом обводили прилегающую к дому местность. Канареечная под ярким светом плитка, кварцевые своды особняка, киноварные шезлонги с кирпичного цвета зонтиками над ними. Всего и не охватить с первого взгляда. Он видел эту местность не в первый раз, но каждый его визит сюда грел душу осознанием неоспоримого успеха в жизни.
— Ты моего отца не трогай, акулёныш. А то уже я сам тебе красивую головку откушу.
— Давай, Туманов! Сразимся в воде, как в детстве! Я потоплю твою черную башку. Даю слово, летального исхода не будет.
Дмитрий показал ему средний палец и снова вернулся к коктейлю. Он точно такой же, как Алекс. Они не просто ягоды одного поля, они — одна ягода о двух головах. Почему же тогда поведение друга утомило его? Ведь он и сам любил покрутиться перед зеркалом в новом костюме от «Армани» или с пониманием своего могущества закрыть бутик этого самого Армани на спецобслуживание его величества Туманова.
— Ты никак не можешь привыкнуть к мысли, что детство кончилось, Сашка.
— Алекс, — поправил его мужчина, выходя из воды и оставляя за собой мокрую дорожку. — Где ты видишь, чтобы детство кончилось? Солнце, море, пляж, радость и счастье.