Ее щеки слегка розовеют, точно мое признание действует на нее так же, как она сама на меня.
Рейчел…
Ты полюбишь меня, Рейчел…
Я придерживаю для нее дверь и сообщаю мистеру Клейтону, что Рейчел новенькая.
С удовольствием объявил бы всем парням в классе, что никому из них Рейчел не достанется.
Она – моя.
Но ничего не говорю.
Это и не обязательно, потому что единственный человек, которому следует знать, что мне нужна Рейчел, – сама Рейчел.
Она смотрит на меня, снова улыбается и занимает оставшееся свободное место в другом конце класса.
В ее глазах понимание – да, она уже знает, что моя.
Это лишь вопрос времени.
Мне хочется написать Иэну: она не хорошенькая. Она – просто бомба. Но такой ответ его лишь позабавит.
Вместо этого я украдкой фотографирую Рейчел на телефон и посылаю Иэну фото вместе с сообщением:
«Это будущая мать моих детей».
Мистер Клейтон начинает урок.
Майлз Арчер сходит с ума.
С Рейчел мы познакомились в понедельник.
Сегодня пятница.
С того самого дня я с ней так и не заговорил. Сам не знаю почему. У нас три общих урока. Каждый раз Рейчел улыбается, словно ждет, что я к ней подойду. Каждый раз я собираюсь с духом и тут же себя отговариваю.
Я всегда был уверен в себе. Пока не встретил Рейчел.
Сегодня – крайний срок. Если не решусь, упущу единственный шанс. Такие девушки недолго остаются свободными.
Если Рейчел вообще свободна.
Не знаю о ней ровным счетом ничего. Есть ли, нет ли у нее парня в Фениксе. Выяснить это можно только одним способом.
Я стою рядом со шкафчиком Рейчел в раздевалке и жду. Она выходит из класса и улыбается мне.
Здороваюсь:
– Привет!
Вижу, что щеки у нее вновь слегка порозовели. Обнадеживает.
Интересуюсь, как прошла первая неделя.
– Хорошо.
Спрашиваю, подружилась ли она уже с кем-нибудь.
– Кое с кем.
Принюхиваюсь осторожно.
Нет, все равно заметила.
Говорю, что от нее приятно пахнет.
– Спасибо.
Я делаю усилие – несмотря на бешеный стук сердца, отдающийся прямо в ушах, на влажные ладони и звучащее в голове имя «Рейчел», которое хочется произносить вслух, снова и снова. Отпихиваю все это в сторону, ловлю ее взгляд и спрашиваю, не хочет ли она сходить куда-нибудь сегодня вечером.
Потом расчищаю место для ответа, потому что он – единственное, что мне сейчас нужно.
Хотя бы улыбка…
Хотя бы молчаливый кивок…
Не кивает.
Она занята.
Все, что я пытался сдержать, обрушивается на меня с десятикратной силой, словно река, прорвавшая плотину. Стук сердца, потные ладони, ее имя и новое чувство неуверенности в себе, о существовании которого я и не подозревал, чувство, которое теперь прочно засело у меня в груди. Все это непреодолимой стеной отгораживает меня от Рейчел.
– А завтра я свободна, – произносит она, и стена рушится.
Я освобождаю место для ее ответа. Много места. Даю этим словам полностью заполнить себя. Впитываю их, как губка. Ловлю на лету и проглатываю.
– Завтра годится, – говорю я и вытаскиваю из кармана мобильник, даже не пытаясь скрыть улыбку. – Скажи мне свой телефон. Я позвоню.
Рейчел диктует номер.
Она взволнована.
Она взволнована!!!
Я записываю ее номер, который сохраню очень и очень надолго.
И я буду звонить по нему.
Часто.
Глава третья
Тейт
При других обстоятельствах, если бы я проснулась, открыла глаза и увидела сердитого мужчину, который сверлит меня взглядом на пороге комнаты, я бы завизжала. Швырнула бы в него что-нибудь. Юркнула бы в ванную и заперлась изнутри.
Ничего подобного я, однако, не делаю, только смотрю на незнакомца в полнейшем недоумении.
Неужели это тот человек, который валялся пьяным в коридоре? Тот самый, который прошлым вечером рыдал, пока не уснул?
Этот мужчина грозен. Этот мужчина разъярен. Этот мужчина смотрит так, словно ждет извинений или объяснений.
И все-таки это он: джинсы и черная футболка те же, в которых он заснул прошлым вечером. Единственная перемена – сегодня парень способен самостоятельно держаться на ногах.
– Тейт, что у меня с рукой?
Майлз в курсе, как меня зовут. Потому что Корбин рассказал о моем приезде? Или потому что помнит, как я назвала свое имя? Я бы предпочла первое. Не хочу, чтобы у него остались какие-то представления о прошлом вечере. При мысли, что Майлз может знать, что рыдал в подушку, а я его утешала, становится неловко.
Однако Майлз понятия не имеет, что у него с рукой. Возможно, не помнит и всего остального.
Он стоит, прислонившись к двери и скрестив на груди руки. Вид рассерженный, словно это по моей вине у него была тяжелая ночь. Перекатываюсь на бок и натягиваю одеяло до самой макушки. Просыпаться я не готова, хотя Майлз и считает, что я обязана ему что-то объяснять.