- Вы очень меня этим огорчаете, - пробормотал Пол.
- Я этому только радуюсь, пусть это послужит вам своего рода предупреждением. Конечно, это потрясающее зрелище - особенно для юноши неискушенного, полного веры - видеть, как человека, достойного лучшей доли, постигает в мои годы такое бесчестие.
Оставаясь все в той же созерцательной позе, Сент-Джордж говорил мягко, но решительно и нисколько не волнуясь. В тоне его была какая-то бесстрастная прямота, которая становилась неумолимо жестокой, жестокой по отношению к себе самому. Пол Оверт опустил руку ему на плечо, словно в знак протеста. Но говоривший не унимался и продолжал, в то время как глаза его, казалось, следили за искусными изгибами лепки прекрасного потолка работы Адамов (*5):
- Внимательно вглядитесь в мою судьбу и сделайте вывод из полученного мною урока, ибо это действительно урок. Пусть вам пойдет на пользу хотя бы то, что жалкий мой вид повергнет вас в содрогание; пусть это поможет вам в будущем не сворачивать с прямого пути. Не становитесь в старости тем, чем стал я - горьким, невольным примером того, к чему приводит поклонение ложным богам.
- Помилуйте, о какой же это старости вы говорите? - спросил Пол Оверт.
- Именно это меня и состарило. Но мне нравится то, что вы молоды.
Оверт ничего не ответил; около минуты они провели в молчании. Слышно было, как курильщики толковали о парламентском большинстве.
- А что же это за ложные боги? - спросил Пол Оверт.
- Идолы рынка - деньги, и роскошь, и светская жизнь, заботы о том, чтобы устроить детей и одеть жену - все, что толкает человека на этот путь наименьшего сопротивления. О, на какие только подлости не приходится из-за этого идти!
- Но ведь всегда же надо бывает как-то устраивать детей.
- Незачем их вообще заводить, - бесстрастно изрек Сент-Джордж. Разумеется, если вы намерены создать что-то значительное.
- Но разве дети не вдохновляют вас, не толкают на творчество?
- Образно выражаясь, они толкают вниз, становятся для вас проклятием.
- Вы коснулись очень глубоких проблем, которые я хотел бы с вами обсудить, - сказал Пол Оверт. - Мне бы хотелось, чтобы вы мне рассказали о себе еще и еще. _Для меня_ это настоящий праздник!
- Я в этом не сомневаюсь, жестокий вы юноша. Но для того, чтобы показать вам, что, как ни низко я пал, я все же еще способен на самопожертвование, я привяжу ради вас тщеславие мое к столбу и сожгу его дотла. Надо, чтобы вы пришли ко мне, надо, чтобы вы пришли к нам. Миссис Сент-Джордж женщина обаятельная; я не знаю, представился ли вам здесь случай поговорить с ней. Она будет счастлива с вами повидаться. Она любит людей знаменитых, будь то знаменитости начинающие или уже утвердившиеся в своей славе. Вы должны прийти с нами пообедать, жена вам пришлет приглашение. Где вы живете?
- Вот мой адрес. - Оверт вытащил из кармана записную книжку и достал оттуда визитную карточку. Но, пораздумав, тут же спрятал ее обратно и заметил, что не хочет обременять этим своего нового друга и что лучше он просто приедет к ним в Лондоне и тогда оставит эту карточку в случае, если не удастся их повидать.
- Ну так скорее всего вам это и не удастся. Жена постоянно где-то в бегах, а если приходит, то валится с ног от усталости. Вы должны приехать как-нибудь к нам пообедать, хоть от этого, может быть, тоже толку не будет - жена любит устраивать званые обеды. Вот что: вам надо приехать к нам за город, это самое лучшее; у нас там очень просторно и совсем неплохо.
- Как, у вас есть загородный дом? - с завистью спросил Пол.
- Ну, не такой, как этот! Но мы там любим бывать, час езды с Юстонского вокзала (*6). Это и есть одна из причин...
- Одна из причин чего?
- Того, что я пишу такие плохие книги.
- Вы должны рассказать мне обо всех остальных! - воскликнул Пол Оверт, смеясь.
На это Сент-Джордж ничего не ответил; он только с какой-то резкостью спросил:
- Нет, почему я не встретил вас раньше?
Тон, которым он это произнес, был необычайно лестен для его нового друга, в нем сквозило убеждение, что он теперь только понял, что долгие годы ему чего-то недоставало.
- Отчасти, может быть, потому, что у нас с вами не было случая увидеться. Мне не доводилось бывать в свете - я имею в виду ваш круг. Много лет меня вообще не было в Англии - я жил в разных городах за границей.
- Ну так, пожалуйста, этого больше не делайте. Вам надо заняться Англией - она этого стоит.
- По-вашему, я должен писать о ней? - спросил Пол Оверт, и в голосе его слышалось покорное, почти детское простодушие.
- Конечно, должны. И не забудьте, что писать вы должны замечательно! В моих глазах достоинство последнего вашего романа несколько умаляется тем, что действие происходит за границей. Черт с ней, с заграницей! Оставайтесь у себя на родине и делайте свое дело здесь. Выбирайте такие предметы, о которых мы можем судить.
- Я последую любому вашему совету, - сказал Пол Оверт, слушая его с напряженным вниманием, - только простите, но я все-таки не понимаю, как это вы могли читать мою книгу, - добавил он. - Целый день вы были у меня на глазах, сначала мы долго гуляли, потом пили на лужайке чай, пока не пошли переодеться, а весь вечер мы провели за обедом и были здесь.
Сент-Джордж повернулся к нему с улыбкой.
- Я читал ее только какие-нибудь четверть часа.
- Четверть часа - это хорошо, но, верите ли, я никак не пойму, во что же они вклинились? В гостиной после обеда вы же ведь не читали, вы разговаривали с мисс Фэнкорт.
- Это, по сути дела, было то же самое, мы ведь говорили о "Джинистрелле". Она рассказала мне содержание, а потом одолжила мне книгу.
- Одолжила вам книгу?
- Она ее возит всюду с собой.
- Просто не верится, - пробормотал Пол Оверт, краснея.
- Это очень лестно для вас, но, согласитесь, мне ведь тоже повезло. Когда дамы расходились, она была так мила, что предложила прислать вашу книгу. Горничная принесла ее в холл, и я взял ее к себе в комнату. Я вовсе не собирался сюда приходить, я так редко себе это позволяю. Но рано я никогда не засыпаю, я привык еще час или два читать. Я не стал даже раздеваться, скинул только пиджак и сразу же принялся за ваш роман. Мне кажется, это свидетельствует о том, что любопытство мое было сильно возбуждено. Читал я, как вы уже знаете, какие-нибудь четверть часа, но этого было достаточно, чтобы он успел меня поразить.
- Ну вот, а начало там как раз не очень удачное - надо непременно все дочитать до конца, - сказал Оверт, с огромным интересом слушавший все, что он говорил. - И что же, вы оставили книгу и отправились за мной? - спросил он.
- Да, до такой степени она меня взволновала, я подумал: "Это явно ни на кого не похоже, а написавший ее здесь, рядом, и вот уже вечер, а я не перекинулся с ним даже несколькими словами". Потом мне пришло в голову, что вы можете быть в курительной и еще не поздно будет исправить мою ошибку. Мне хотелось оказать вам какое-то внимание, и вот я оделся и спустился сюда. Теперь мне уже будет не оторваться от вашей книги.
Пол Оверт заерзал на диване, он был неимоверно тронут этим проявленным к нему доброжелательством.
- Право же, вы исключительно добры. Cela s'est passe comme ca? [Вот оно, оказывается, как было? (фр.)] А я вот сижу тут рядом с вами и даже не предполагал этого и не поблагодарил вас!
- Благодарите мисс Фэнкорт, это она меня так настроила. После ее слов у меня такое чувство, будто я прочел весь роман целиком.
- Это настоящий ангел! - воскликнул Пол Оверт.
- Еще бы! Такой девушки я не встречал ни разу. У нее совершенно особый интерес к литературе, как ни у кого другого, и это трогательно. Она относится к этому так серьезно. Она понимает искусства, и ей хочется понимать их еще лучше. Тем, кто занимается ими, становится стыдно за себя, так велик ее интерес, ее участие, так она верит в их творческие силы. Ну можно ли написать что-нибудь на уровне того представления о вас, которое она себе создала?