Но это лишь говорит о сложности современной читательской психологии и отнюдь не снижает полезных для нас стимулов, которые Она содержит.
И еще одну черту современной читательской психологии хочется мне отметить, потому что она тоже, по-моему, имеет отношение к развитию публицистики. Мы задумываемся редко о том, как изменилось за последние десятилетия качество, которое я условно назвал бы «чувством возможного и невозможного». А оно оказалось на редкость динамичной величиной!
В воздухе, которым мы дышим, растворены «безумные идеи». Само слово «реальность» наполнилось новым, несравненно более широким содержанием. И публицист должен учитывать это, если только не хочет он собственными руками сузить влияние на читательские сердца.
Думаю, что современному публицисту весьма полезно читать хороших фантастов — Бредбери, Лема, братьев Стругацких… Они учат совершенно особой «системе доказательств», несомненно, убедительной для сегодняшнего молодого читателя.
Однажды я написал статью, в которой полемизирую с моим оппонентом, утверждающим, что современная «домашняя» техника — телевизор и транзистор — не более опасна для сегодняшних детей, чем для детей вчерашних система парового отопления или водопровод. В этой полемике я задаю оппоненту вопрос: «А вы не боитесь, что из телевизора выйдут львы?»
Вопрос этот навеян рассказом Рея Бредбери «Вельд»: детям подарили телекомнату, стены которой воспроизводят все, о чем они думают; дети думают о львах, они без конца вызывают изображение африканской пустыни со львами, потом заманивают в эту телекомнату родителей, мешающих им, и львы родителей пожирают…
Рассказы, подобные этому, — сокровищница для публициста, потому что содержат аргументы, соответствующие уровню здравого смысла сегодняшнего читателя: в фантастической оболочке — актуальное, реалистическое зерно.
Одна из самых «безумных идей» века вышла не из физических лабораторий или тихих комнат математических институтов — она рождена философской мыслью.
Идея о ноосфере. Первым высказал ее великий советский ученый В. Вернадский, потом блестяще развил француз П. Тейяр де Шарден. В вышедшей у нас интересной его книге «Феномен человека» есть такие строки: «…в настоящий момент какому-нибудь марсианину, способному анализировать как физически, так и психически небесные радиации, первой особенностью нашей планеты показалась бы не синева ее морей или зелень ее лесов, а фосфоресценция мысли».
Это не художественный образ. И если слова Тейяра де Шардена кажутся более уместными в книге поэта, чем в исследовании ученого, объяснение надо искать в уникальности самого явления, которое они характеризуют. П. Тейяр де Шарден говорит о фосфоресценции мысли столь же определенно, как о синеве морей и зелени лесов. Но лес — это лес: чудесная реальность, понятная с детства, — а фосфоресценция мысли в планетарном масштабе, ощутимая обладателями иных планет как сильная небесная радиация, это настолько необыкновенно и грандиозно, что воспринимается поначалу как игра фантазии, украшающая еще одной гордой выдумкой нашу землю и человека.
Когда наука открывает в окружающем нас мире новую реальность, она часто бывает вынуждена рассказывать о ней языком поэзии, ибо язык собственно науки недостаточно гибок и динамичен, чтобы определять то, что великий физик Нильс Бор называет «гармониями, недоступными для систематического анализа».
Именно такой гармонией и является, видимо, ноосфера: пламя мысли, все более плотно и жарко окутывающее нашу планету, расстилающееся вне биосферы и над ней… Тейяр де Шарден назвал ее еще одной живой пленкой, «мыслящим пластом», все более могущественно обнимающим земной шар.
Да, верой в могущество человека и в могущество жизни дышит «безумная идея» о ноосфере.
В пламени мысли, становящейся такой же реальностью, как океан и леса, не может не сгореть все низкое, жестокое, косное, пошлое, унижающее человека… Ноосфера — наивысшее достижение эволюции когда-то мертвой материи.
Когда я читал книгу П. Тейяра де Шардена, то не помнил нескольких страниц из дневника Горького времен революции, где он описывает разговор с Блоком о бессмертии. Страницы этого дневника я раскрыл еще раз совсем недавно.
Время разговора — апрель 1919 года. Они сидят в Летнем саду. «Глаза Блока почти безумны». Кажется безумным в эти дни войны, голода, крушения старого мира, костров на улицах, веселых песен матросов Балтфлота и обращенный к Горькому вопрос Блока: «Что думаете вы о бессмертии, о возможности бессмертия?»