Выбрать главу

Как-то после урока он случайно пошёл в гости к богатому однокурснику Толстопятову. Там засиделись, а за ужином много выпили. На улицу вышли только в три часа, когда уже перекликались петухи. Ночная тишина охватила весь город. Один из студентов запел красивым баритоном.

   Я вас люблю, люблю безмерно,    Без вас не мыслю дня прожить…    Я подвиг силы без-при-ме-е-рной…[1]

Константин Иванович нахмурился, слушая сильный голос, и потом ему вдруг захотелось увидеть Дину, от сознания, что это невозможно, — стало грустно и не хотелось ни с кем разговаривать.

У своего подъезда пришлось звонить долго. Было очень свежо и в летнем пальто холодно. Константин Иванович часто вздрагивал.

Отец вышел в одном белье, стукнул сильно дверью и запахивая на груди сорочку, крикнул:

— Шляешься по ночам, болван!

На следующий день у Константина Ивановича долго болела голова и во рту чувствовалась неприятная терпкость. Было неловко перед отцом и почему-то хотелось плакать. Но как только он вошёл в квартиру Ореховых, настроение сразу поднялось. Дина в этот день занималась особенно прилежно. Сочинение, которое он задал ей вчера на тему «Город и деревня», было написано хотя и с ошибками, но в нём ясно слышались её симпатии к деревне. Лена вела себя тихонько.

После урока, в столовой Константин Иванович увидел Винтера и очень ему обрадовался. В прошлом году этот рыжеватый немец был в его глазах только добросовестным сухим тружеником, теперь же он казался ему очень близким и добрым человеком, благодаря которому вся жизнь приняла иное направление и пошла к свету.

Винтер говорил мало и, несмотря на упрашивания Ольги Павловны, ничего не ел, а только мешал в стакане ложечкой, поправляя по временам очки с очень толстыми стёклами. Произносил он слова и строил фразы по-русски почти правильно, только с буквою «в» у него не ладилось, и она часто звучала как «ф». Ровно в десять часов Винтер застегнул на сюртуке верхнюю пуговицу, встал и начал прощаться. С ним вышел и Константин Иванович.

Облака нависли над городом, и чуть светлело только то место, где спряталась луна. Фонари не горели. Срывался по временам сильный ветер, и морозило. Где-то время от времени гремела оторвавшаяся железная вывеска. Людей почти не встречалось. Винтер и Константин Иванович подняли воротники и шли молча. По лицам их зачастили не то капли дождя, не то крупинки, а через несколько минут складки на пальто и поля шляпы Винтера побелели.

— Вот и зима пришла, — сказал Константин Иванович.

— Да, это она обрадофалась, что увидела своего однофамильца…

— Вот что, Фридрих Осипович, я хотел ещё раз поблагодарить вас за то, что вы доставили мне такой хороший урок…

Винтер промолчал и закурил папироску, а потом будто про себя заговорил:

— Семья Ореховых — очень милая семья. Папашу я её совсем люблю, хотя и говорят, что он там важный общественный деятель. Но мать и дочери — это прелесть что такое. И тем не менее я там не могу бывать, не чувствуя грусти. Мне трудно забыть Лёвушку. Ах, если бы вы знали, какой это способный был мальчик, прилежный, честный. И как раз во время экзаменов это воспаление мозга. Он был как Леночка, но тише. Тогда ему только что окончилось шестнадцать лет. Почему? Зачем это случилось? Кому нужна была эта смерть? Вы знаете, как он много читал… Я видел раз, как он плакал над севастопольскими рассказами Толстого… — он опять помолчал и спросил. — Ну, а как ваши барышни?

— Пока я доволен. Мне они кажутся представительницами того будущего хорошего поколения, которое обновит всю русскую жизнь.

— Да… Дина — уже совсем взрослая, хорошая девушка. Это будет очень счастливый человек, который будет её мужем. Лена — ещё дитя, но обещает тоже быть такой же здоровой и телесно, и морально. От таких женщин никогда не произойдут какие-нибудь дегенераты в стиле moderne. Ах, знаете что делается! Действительно, нужно обновление. Летом я был в Одессе и своими ушами слышал, как одна гимназистка говорила подруге, что роман с женатым человеком гораздо интереснее, ибо он, боясь жены, никогда не станет хвастаться, и многому может научить. Ведь это ужасно!

— Да, ужасно, — согласился Константин Иванович. — Я думаю, что семья и деревня спасут Дину и Леночку от этих мерзостей.

— Конечно, конечно. Я не понимаю, почему Кальнишевский так скучал. Это хорошо, что у них теперь вы. Я немножко наблюдателен, и когда рекомендовал вас как учителя, то знал, что Ореховы останутся довольны. Кальнишевский требовал от девочек такого серьёзного отношения к науке, какого можно требовать разве от взрослой курсистки. Но педагогия не в этом: нужно считаться и с возрастом, и со всем строем семьи. Как вы думаете?

вернуться

1

Из оперы «Пиковая дама». Прим. ред.