Эллис покидает Годвин-хаус лишь однажды, несмотря на то, что сегодня уже пятница. Может быть, Эллис Хейли не обязательно посещать занятия. Я вижу, как она, в брючном костюме, низко опустив голову, пересекает двор и входит в административное здание. Она остается там минут двадцать, а затем я могу продолжить шпионить за ней снаружи. На этот раз ее руки заняты охапкой бумаг. Я громко окликаю ее по имени; она поднимает глаза на меня, а затем отворачивается и идет дальше, словно меня и не было.
Ну и ладно. Я не ее подружка. Я, должно быть, сделала нечто, ее задевшее: использование мобильного телефона, вероятно, довольно серьезный повод навсегда изгнать меня из компании.
Когда в сумерках я возвращаюсь в Годвин, Эллис сидит на полу, скрестив ноги, перед ней на ковре циферблатом вниз лежат старинные часы, их внутренности разбросаны вокруг, как шрапнель.
– Все сложнее, чем кажется, – говорит она, указывая на часы отверткой.
– Я бы лучше вызвала специалиста.
Она пожимает плечами.
– Это неинтересно. И я нашла в библиотеке вот это, так что… – На ее колене лежит книга, открытая на странице со схемами. – Если соображу, как сделать, наверное, вставлю это в свой роман.
Столько трудов для сцены, которая, возможно, не будет реализована. И, опять же, подозреваю, что желание отложить работу на потом – особенность универсальная. И даже великая Эллис Хейли подвержена этой заразе.
Я оставляю Эллис там и ухожу наверх. До завтра мне нужно написать эссе для Уайатт; я погружаюсь в работу и не реагирую, когда МакДональд зовет меня ужинать, включаю настольную лампу, когда солнце окончательно соскальзывает за горизонт. Я дописываю седьмую страницу, выключаю ноутбук, упираюсь пальцами ног в стену, выпрямляю спину и вытягиваю руки над головой, и тут раздается стук в дверь.
Я думаю, что это МакДональд принесла остатки ужина, но, когда я разрешаю войти, вместо нее входит Эллис с кружкой кофе в руках.
– Я решила, что тебе не помешает подкрепиться, – говорит она.
Кофе – это последнее, что мне нужно в одиннадцать вечера, когда на следующий день с самого утра необходимо идти на уроки. Я собираюсь сказать это Эллис, но она подвигает кружку, и я заглядываю внутрь.
– Это не кофе, – говорю я.
– Это ромашка, – отвечает Эллис. – Немного лимонного сока и пол чайной ложки меда. Ты такое пьешь, верно?
Я даже не подозревала, что она заметит, какой чай я пью или что любой мой прием пищи начинается именно с него. И вот она стоит, заложив руки за спину, а чай исходит паром рядом с горшком с эхеверией. Я поднимаю брови, беру кружку и делаю глоток.
Боже, она даже угадала с температурой.
– Классно.
– Я знаю.
Именно такие вещи заставляют меня сомневаться в том, кем же я являюсь для Эллис Хейли. Я не понимаю, как ей удалось сегодня во дворе выглядеть абсолютно равнодушной ко мне, ведь внутри неровных стен Годвин-хаус появляется ощущение, что мы знаем друг друга уже несколько месяцев. Я прихожу к выводу, что это раздвоение личности: знаменитая писательница Эллис Хейли, вундеркинд, чье лицо украшало обложку журнала «Тайм», и Эллис – ученица частной школы, которая до винтика разбирает антикварные часы и пробует новые коктейли с подругами, которая заявляется в фойе Годвина потная, с пылающими щеками после тренировки по фехтованию, с ножнами, перекинутыми через плечо и с заклеенной пластырем бровью, этакая раненая Афина.
Похоже, она предлагает мир, поэтому, чуть помедлив, я говорю:
– Как продвигается работа над книгой?
Она морщится.
– Так себе. Я подумываю о том, что писать про убийство было не лучшей идеей, принимая во внимание…
– Принимая во внимание, что ты не можешь убить кого-нибудь, чтобы посмотреть, как это происходит.
– Точно, – вздыхает Эллис. – Конечно, история не про убийство как таковое, это лишь набросок особенностей персонажа, но уверена, что, когда книга выйдет, я услышу всевозможные жалобы от убийц по поводу моего недостаточно четкого представления об их времяпрепровождении.
Ее взгляд тверд, и в глазах или в изгибе губ нет ничего, что подразумевало бы иной смысл в ее словах. Но внезапно я ощущаю, будто она хватает нити, связывающие меня, и туго натягивает их, почти до разрыва.
– Я думаю, ты могла бы почитать мемуары, – предлагаю я, нарушая тишину.
Эллис смеется, и это совсем не та реакция, которую я ждала от девушки, относящейся к своим писательским привычкам – если верить Ханне Стрэтфорд – так серьезно, что она намеренно добивалась ареста в маленьком городке Миссисипи, чтобы просто посмотреть, как это происходит.