— Семен Карпович, — крикнул он негромко. Семен Карпович вылез из каменного пролома в стене сожженной в мятеж гимназии. Подошел, охлопывая осыпанную известкой кепку о колено. Проворчал сердито:
— Кто-то ночевал в этих камнях, а услышал нас, смылся. Только и есть что табачный дух оставил. Да не один был — двое или трое. Один так бы не начадил. Ну да ладно. Что у тебя тут?
— Вот идет парень, — показал Костя на идущих внизу. — Похож очень на Маму-Волки. И рост, и лицо, и волосы белые…
Семен Карпович положил руки на маленький заборчик, отделяющий набережную от откоса и пригнулся, всматриваясь пристально. Пара тем временем миновала погнутые заборы возле самого берега и скрылась за стенами двухэтажного бревенчатого дома. Только тогда Семен Карпович ответил, вроде как нехотя:
— Нет, это не Мама-Волки. Тот поуже в плечах. Да и будет ли так разгуливать. Ты вот что, — приказал он, натягивая кепку на голову и беспокойно оглядывая пустынную набережную, кусты, белеющие в лунном свете колонны разрушенной гимназии. — На сегодня находились, хватит. Я зайду в розыск, а ты топай домой…
И Костя потопал домой. Чтобы не думать мучительно о Насте, стал вспоминать как сегодня они были на маскараде в городском саду. Замелькали перед глазами приклеенные бороды, усы, парики, яркие камзолы, кафтаны, башлыки, папахи. Вот две цыганки, одна из которых похоже парень. Вот «летучая мышь», обтянутая в тонкую материю. Вот на скамейке «гусар», а рядом с ним раскрашенная девица в маске, в коротенькой, выше колен юбке. А вот вышла из аллеи навстречу еще одна ряженая, в маске с белым кулем в руках. На груди у нее было написано на бумажной ленте «ночные прогулки». Прошла мимо и можно было читать уже на спине тоже на бумажной ленте «довели до люльки».
Семен Карпович долго смеялся, даже слезы выступили на глаза. Добродушно ворчал вслед девице:
— Из богатых видно. Бесятся они с жиру. Позабирались в штабы, да всякие там инспекции, пайки красноармейцев получают. С краюшки хлеба такая дурь в голову не полезет…
Потом на танцевальную площадку выбралась пара. Юноша в черной маске был обвешен с ног до головы картошкой, луком, морковью, свеклой и на груди у него болталась дощечка с надписью: «хорошо хоть это есть». Девушка была накрыта пучками из свежей травы. На спине у нее тоже качалась дощечка с надписью: «нет галантереи, походим в лапушнике».
Костя возмутился. На фронтах идут бои, люди кровью может быть в это самое же время истекают, может в атаки идут под пулями. А им, и верно буржуйским сынкам да дочкам, хоть бы что. На это Семен Карпович строго ответил:
— Это уже политика, Константин. А политикой пусть Чрезвычайком занимается. Вот если бы кошелек у кого стянули — мы тут как тут. Так что пусть-ка молодежь бесится себе на здоровье…
И опять как там, на фабрике, остался в душе у Кости какой-то осадок, какое-то недовольство. А вслух ничего и на этот раз не высказал, покорно побрел вслед за старым агентом к выходу — надо было «заглянуть» в один притон, да обойти набережную возле разрушенной гимназии…
В общем воспоминаний о сегодняшнем вечере Косте хватило до самого дома. Но вот стоило лечь в кровать, как словно бы наяву увидел залитую солнцем тропу у реки и парня в желтой куртке и ее, Настю, смеющуюся весело. Куда они шли? Зачем шли? Отодвинул занавеску. Блестело крыльцо у дома Силантия, на красной стене каретника плясали, как яблоки, тени листьев старой березы.