Принялась звать на помощь. Какой там! Только сорвала голос. Через пятнадцать минут я уже не кричала, а хрипела. Из ямы я плохо различала все звуки, но поначалу я еще слышала какое-то время лай собак, который все время ослабевал, а потом стих совсем. Все! Поняла я. Они отцепились, наконец, от меня, эти противные и страшные собаки. Вместе с наступившим облегчением я остро почувствовала тревогу. Что же мне делать? А где пакет? Может что-то есть в карманах? Полезла, но кроме той злополучной упаковки с презервативами я больше ничего не обнаружила, нащупала только ее. Ничего себе, подумала я, когда представила такую картину, как меня ослабевшую и без сознания поднимают и спасают, а из кармана вытаскивают эту самую упаковку. Вот же! Ну, точно все из-за этих противных мужиков. Все несчастья из-за них! Это уж точно! Никогда и нее за что с ними не буду!
Повторно начала двигаться вдоль стен и все время, руками ощупывая земляные стены, считывая повороты в углах. Все! Все четыре поворота пройдены, а руки даже не до чего не дотронулись. Все время стена и земля. И какой дурак ее выкопал? Нет бы, сделать небольшой и маленький подвальчик, так нет же! Выкопал. Старался, гад! Со злостью подумала я. Ну, а что же теперь? Что дальше? Катька! Внезапно сверкнула радостная надежда. Ну, конечно же! Катька меня найдет или покажет. А иначе-то, как? И я стала мысленно звать ее, просить помочь мне. В подвале стемнело совсем. Все! Это ночь.
Сколько времени я сижу в этом подвале и сколько времени прошло, я уже не знала. Стараясь согреться, села, прижала колени и обхватила их руками. Так и заснула. Во сне мне все время снилась Катька и мама, с ними я почему-то все время ругалась, а они, то одна, то другая меня все время обливали, окатывали холодной водой. От этого холода я и проснулась. Сидела и дрожала. Пару раз неловко писала, а потом сама же и попала на мокрую землю. Наконец я опять задремала, согревшись от движений и каких-то немыслимых упражнений, которые осторожно проделала, стараясь сильно не размахивать руками и не задевать стены.
Меня разбудили какие-то стуки, звуки и голоса. От страха я почувствовала, как меня сразу же парализовало. Я вскочила, но тут, же повалилась от того, что ноги мои затекли и не подчинились. И я сама, не замечая, вскрикнула. Этого было достаточно потому, что в следующий миг я услышала шум, потом чей-то хриплый и недовольный голос, а следом меня ослепил яркий и пугающий свет.
– Баба! – Раздалось надо мной.
– Колька! Вот тебе и баба!
– Я… я! Помогите! Спасите!!!
В ответ только по-дурацки противный смех, и смачный мат. От которого у меня все похолодело и я, срываясь, от страха и отчаяния закричала, а вернее просто захрипела.
– Спасите, дяденьки! Прошу вас!!! Пожалуйста!!!
Свет наверху заметался, и я услышала, как сразу несколько голосов заспорили о том, что надо ли меня вытаскивать, или можно все сделать со мной тут же, в этой яме. Я с ужасом слышала и понимала смысл этих матюгов. Такие, которых раньше старалась не слышать и не запоминать, но смысл, которых был мне слишком хорошо понятен. Особенно от того, что говорили они, если можно эти матюги принять за нормальную человеческую речь, они говорили при этом, что хотели сделать, грязно и мерзко со мной. Потом я услышала.
– Слышишь, ты, шалава! Сейчас мы тебя вытащим, на х… и ты нам за это своей п… заплатишь! Согласна?
– Нет! Что вы! Что вы, дяденьки! Я же еще маленькая, я еще девочка!
А сверху, перебивая меня, уже послышалось такое страшное и неумолимое гоготание.
– Готовь п…., малая. Сейчас мы с тобой разберемся. – Говорил кто-то и старался меня осветить ярким лучом фонаря.
– Слышишь? П… готовь. Что ты плачешь, больно только в первый раз, а потом ничего, привыкаешь. – И заржал, хрипло прерываясь тяжелым, застарелым кашлем.
Следом за ним послышались такие же хриплые смешки и кашель.
Я прижалась к стене, отвернулась и даже не хотела слушать эти их жуткие, грязные нечеловеческие слова о том, что они собираются проделать со мной. Я так испугалась, что почувствовала, что у меня по ногам потекла тоненькая и горячая струйка. А они наверху заспорили. Я не понимала многое из того, что она старались доказать друг, другу, но поняла, что суть их спора обо мне. Кто из них будет первый! Потом я завыла, тоненьким и чуть слышным голоском. Мне так себя стало, жалко и я почувствовала, себя такой беззащитной и брошенной на растерзание им, что меня охватила страшная и леденящая волна ужаса. Еще и от того, что уже кто-то пытался спрыгнуть ко мне. Я оглянулась и увидела, как в проеме, подсвеченным фонарем появилась темная тень чьей-то ноги. Она моталась, искала опору. Сверху действия комментировали. Я не стала ждать и решила действовать, я решила защищаться, поэтому шагнула, схватила за эту вонючую и грязную ногу, торчащую, из вонючего ботинка и что было, сил укусила.
– А…а…а! Сука! Паскуда! Она меня укусила! За ногу, сука укусила! – Заорал тот, чья нога болталась, но тут, же исчез в проеме.
Наверху раздались смех и подначки тому, кто уже пострадал, а потом опять на меня обрушился целый вал грязной и затейливой ругани. Луч фонаря метался, пытался все время освещать меня, а я не давала им этого и быстро скакала в этой тесной яме. Сверху сыпались комментарии по этому поводу и матюги. Страшные угрозы и грязные матюги в мой адрес. И что я такая и раз такая и что я должна, по их мнению, все делать не так, а ждать, пока они меня выедут. Наконец один из них, под смех других что-то там замыслил и следом, я не успела даже уклониться, как на меня полетели противные, вонючие брызги чьей-то мочи. Они загоготали и к слабенькой струйке, что пыталась облить меня, присоединились еще несколько. Я металась, прижималась и отскакивала, но все равно эти вонючие брызги замочили мое платье и попадали на голову, даже на лицо. Наверху надо мной бесновались и гоготали эти ублюдки, но пока они там, понимала я, мне можно еще на что-то надеяться и сопротивляться. Потом кто-то из них проявил свою незаурядную смекалку и сказал, что надо спуститься ко мне по лестнице. Вот тогда-то у меня все и похолодело внутри. Пока они ругались и вспоминали, где им можно было разжиться такой лестницей, я все сильнее понимала, что мне надо спасаться. Спасаться и немедленно. Именно сейчас, потому что, если они спустятся мне не спастись.
Они спорила, орали и наконец, один из них взял инициативу на себя и сказал, что он знает, где им взять лестницу. Они еще шумели, но я уже различила их затихающие грязные слова. Они уходили. Уходили за этой чертовой лестницей. И тогда, если они ее принесут мне, я.…
Я даже себе представить не могла, что они со мной станут делать, но что бы они не делали, это сводило меня с ума и просто парализовало мою волю. Я присела и завыла, обливаясь слезами. Потом свет внезапно пропал, и я услышала их голоса, которые, удалялись, постепенно затихая и все время эти страшные по своему содержанию и смыслу матюги.
Я заметалась. От осознания того, что меня сейчас будут иметь эти хриплые и гадкие, противные и мерзкие, матюгливые бомжи, я с нечеловеческими усилиями, напрягаясь вся, как будто бы в последний раз в своей жизни, стала отчаянно подпрыгивать, стараясь зацепиться пальцами за край проема. До сих пор я не делала даже таких попыток, особенно в кромешной тьме, а вот теперь, когда меня подгонял дикий, просто жуткий и животный страх, да и проем тот стал чуть виднеться в предрассветной тьме, я тут же решилась и стала подпрыгивать. Пару раз я доставала до края досок, но пальцы тут же, срывались. Я взвыла, от того, что очень ясно осознала, что мне придется с ними быть сейчас и для чего они ушли, что меня ожидает. От страха и дикого отчаяния я метнулась, взвилась вверх и вцепилась, схватилась мертвой, не отпускающей хваткой за доски и что было, сил выгнулась, качнулась и с размаху, услышав снова их приближающиеся голоса, подтянулась и, перевернувшись вокруг, стукнулась больно ногами об пол, но уже в самой комнате. В дверь уже кто-то толкался и влезал задом. В следующее мгновение я вскочила на ноги, с силой толкнула и сшибла кого-то, вылетела на улицу и потом, следом, оттолкнув, свалила сразу несколько бомжей, которые тащили лестницу и, не разбирая дороги и криков, я бросилась прочь.