А потом все произошло, как и преказывала Сашка. Та девка, симпатичная, не дала мне уйти, подскочила и со всего маху так меня треснула по лицу, что у меня тут же кровь носом пошла. Меня затащили в номер и там принялись кровь останавливать и все ей, моей кровью перепачкали. А я все лежала и просила, что бы с меня сняля платье и быстренько кровь на нем холодной водой замыли. Платье стащили и я так и лежала в их спальне полураздетая. При этом Рыжая все около меня крутилась и как-то хитро посматривала. Пока я в комнате находилась, Катька устроила за меня разборки с той девкой, и они в коридоре подрались, и матюгались на всю гостиницу. Приехала милиция и обоих забрала в участок. Меня оставили в номере, где уже сели праздновать и отмечать окончание кастинга. Пока я лежала, да себя жалела, они напились там на радостях. Сашка ко мне вместе с той Рыжей пришла и все не переводила мне до конца, что она мне, та Рыжая старалась сказать. Фотограф куда-то уехала. В номере оставались только пьяные Сашка и Рыжая, да я, лежала на постели. Потом Рыжая ко мне пристала и стала меня уговаривать, вместе с ней выпить. Она при этом еще что-то такое мне говорила и лапала. Ая всего не понимала, Сашка ведь отрубилась. Я только это ее дринк, да дринк и поняла. Мол, выпей и выпей. Вот же пристала. Я бы ушла, но ведь, как же без платья? А потом она все же меня заставила с ней выпить, а Сашка уже спала на кровати. Я и сама не заметила, да и потом уже поняла, что эта Рыжая меня чем-то усыпляющим напоила. Я как выпила, так у меня вдруг все поплыло и завертелось перед глазами, и я отрубилась.
Когда я проснулась, а вернее очнулась, то сразу же почувствовала боль внизу живота. Хоть и было темно, но я тут, же поняла, что та Рыжая со мной все же добилась своего и воспользовалась моей беспомощностью.
Уже в туалете, когда я включила свет, я все поняла. Все, я уже и не девочка, она эта Рыжая сука меня обесчестила. Мне так было больно и так гадко, плохо, что я прямо там села и завыла, заревела и со мной приключилась истерика. Потом появилась Сашка, а Рыжая сука пропала. И сколько она ее не искала, не нашла. Сказали, что она и фотограф тот выехали. А еще нам сказали, что бы мы все издержки за номер их оплатили. И мы ищ тех денег, так и за них заплаили.
И за драку и за кровь на постели, которую я сразу же отличила по цвету. То была моя кровь, после ее экспериментов со мной, а Сашка им все говорила, что это от того, что это мне нос разбили. К тому же у меня вдруг открылось кровотечение, и я не успела даже понять, как меня на скорой, и в больницу. Там я пролежала пару дней, и ко мне каждый день приходила Катька и долго ходила под окнами и в злобе бессильной все скрипела зубами и матюгалась. А потом, мать.
Тоже все повторилось. Меня все осматривали и все никак у них не получалось понять, чем это меня там изнасиловали. А Сашка пришла и сказала, что так я пролежу до тех пор, пока эти сучки не выедут из страны. Видимо они хорошо приплатили им всем. Потом Катька пропала. Пропала совсем. Я о ней спрашивала, но все никак не могла добиться, что, же приключилось и где она.
Глава 14. Итоги уроков
Когда меня выписывали, наша врачиха меня осмотрела и сказала.
– Ну, вот, ты уже и не девочка! Но не волнуйся так, все у тебя будет, как у той взрослой девочки.
А потом поправляется и повторяет, что как у той взрослой женщины.
А потом, как тогда говорит. Что мол, ничего страшного. Подлечимся, и все будет еще, как и должно быть у женщины. И мальчики и девочки. Я на нее, видимо, такими глазами взглянула, что она тут же поправляется и говорит.
– В смысле, рожать сможешь и мальчиков и девочек.
А потом, повернулась, выглянула из-за ширмы и матери.
– Ольга Петровна, ну что же вы так волнуетесь и стоите? Нет, вы садитесь. У вас все хорошо, у обоих. Вы поняли? И вас вместе выпишут, маму Олю беременную и дочку Наташку, тезку мою.
– Да, а вы слышали, что за история с этой сукой произошла?
Мать еще не поняла о ком это она, а я сразу же догадалась, о ком это.
– Так вот. Девчонка такая нашлась, можно сказать, мститель народный и этой Рыжей суке все там у нее склеила. Вы представляете? Это надо же, она так и улетела в Англию свою, с заклеенной намертво шахной.
– С чем, чем? – Переспрашивает мать.
– Ну, Ольга Петровна, вы, что же, не понимаете?
– Ага! – Торжествует и радуется мать.
– Так ей и надо, пусть помучается гадина и походит с заклеенной пидой!
Вот тебе и раз! Взяла мать и так просто, да и сказала!
А еще культурная, работница народного образования.
В аэропорту, где я сижу, с трех летним Андрюшкой на руках и Аркашкой, пятилетним сыном, мамкиным, ко мне приближается, улыбаясь во весь рот, до ушей ОНА! Катька!
Только уже и не Катька вовсе, а просто крупная, довольно прилично и модно разодетая женщина.
– Господи! Катька, Катюшка, родная!
Стоим посреди аэропорта, обнялись. К нам, от стойки регистрации, чуть ли не бегом, подходит Алешка, муж мой и говорит.
– А, старые знакомые! Ну, как же, как же, мы вас помним! Мы вас не забываем, правда, Наташа?
Потом мы с ней, вдвоем.
Ссунулись головами и шепчемся над рюмками коньяка в ресторане, куда она затащила меня. Она мне тихонечко все рассказывает и все о том и о том.
О нашей учительнице английского.
Говорит, что она уже замужем, за рубежом, только сейчас преподает там русский. Где-то там, замужем за бельгийцем, каким то, в Генте живет, уточняет.
А я ей.
– Ну, что же ты все о них, да о них. Сама ты как?
– А что, по мне и не видно? – Откидывает, полу шубки, коротенькой, норковой и мне показывает пальцы, все в кольцах, чуть ли не бриллиантах.
– Ты, что? Банки грабишь или…
– Или, или, любимая.
И кратко очень рассказывает о себе.
Она вышла замуж, за бывшего мужа дочери адмирала. Детей нет. Бог не дает.
– Ну, ты – Говорит. – Ее помнишь, прыщавую такую и шклявую, дочь адмирала с нашего дома. Она с ним, мужем практически и не жила, а вот ее папа, адмирал, ему все сделал, как папа настоящий. В бизнес свой пристроил, по продаже кораблей, а теперь он, мужик мой, ворочает такими делами. О-го-го! Какими. Ну и что же, что он гуляет.
Смеется!
– Я ведь тоже не ангел! Зэчка! А что, ты, обо мне разве ничего не слышала и не знаешь? Я после того случая стразу же знаменитой стала. И на зоне той меня ни то, что криком или пальцем, ни, ни. Меня так и звали там, знаешь как? Моментой! Ты, поняла?
Смеется!
– Я, знаешь, в каких там авторитетах ходила? Но это уже песенка спета.
А какие у меня были девочки! М-да! Закачаешься!
– Ну, а ты как? Нашла себе своего охранника? Это, что же, он такой? Никогда бы не поверила. И что, сын, семья, дом, быт. Ты этого хотела по жизни, тебе этого со мной не доставало?
Откинулась на спинку стула и смотрит на меня оценивающе, а потом грустно так.
– Прости, ты меня, как прежде разволновала. Я ведь так и осталась к тебе не равнодушной! А ты, что же думала, что я такая, сякая, б… тертая, перетертая, тебя забыла? Это я, то, Момента и тебя?
Но в это миг, я вижу, как к нам приближается муж, с детками.
– Посадку уже объявили и регистрацию прекратили. Прости, Катя, но нам пора.
– Эх, мужики! Ты даже себе не представляешь, как тебе с ней повезло!
А дай-ка я тебя на прощание поцелую, мою радость. А ну, отвернитесь! Детей, детей!
Так и улетаю, с ее отчаянным поцелуем на губах, с ними, моими родными и близкими и все еще долго смотрю на ее грузную и приземистую фигурку, над которой все время мелькает ее рука и машет мне, машет.
– Мама! А эта тетя хорошая?
– Очень!
– А почему же ты плачешь? Она что, тебя обидела?
– Ну, что ты! Я плачу от радости.
– А ты меня любишь? Ты, лю!
– Я вас, лю! Очень, очень!
– И папу? И Аркашку и бабушку?
– Да! Я вас всех, лю, и лю! Люблю всех вас и ее тоже, лю!
Белград, 2012