— Слухи уже поползли, так что мы можем отважиться на что-то действительно компрометирующее, не зря же страдать.
Аннабел судорожно вздохнула в тот момент, когда его рука коснулась ее плеча. Она понимала, что он шутит, но ей действительно безумно хотелось нарушить все запреты и прижаться к его груди.
— Это правда. Полагаю, пока мы держимся друг от друга на приличном расстоянии и лишь изредка беседуем… — Аннабел быстро отошла от него на несколько шагов.
— Хорошо, буду стоять тут, а вы там. Это ведь достаточное расстояние? Вам понравилось танцевать с лордом Мердоком?
— Имеете в виду — до того, как вы вмешались? — спросила она с усмешкой.
Дэвид прикусил нижнюю губу:
— Да.
Ну почему он выглядит так по-мальчишески очаровательно, когда вот так прикусывает губу? Она попыталась вспомнить, почему зла на него. Ах да!
— С какой стати вы вклинились? И не повторяйте эту ерунду насчет того, что лорд Мердок недостаточно хороший партнер для вальса!
Облокотившийся на балюстраду, Дэвид спросил:
— Зачем вы пошли с ним танцевать? Мне показалось, или вы заявили, что вам неинтересны ухаживания?
Аннабел раздраженно ответила:
— Всего один танец — это еще не ухаживания. Кроме того, я подумала, что вы даже не заметите этого из-за множества партнерш по танцам, которые были у вас этим вечером.
Дэвид тут же выпрямился и, прищурившись, посмотрел на нее:
— О господи! Вы ревнуете?
— Что? Нет! — Аннабел резко отвернулась и, положив руки на балюстраду, уставилась в темноту. Что за глупость! Ревновать? Ей? Безумие какое-то!
Он подошел и остановился рядом, глядя на ее профиль:
— Да! Именно! Вы заревновали, потому что я не пригласил на танец вас.
Все так же глядя в темноту сада, Аннабел вздернула нос:
— Я не стала бы танцевать с вами, даже если бы вы меня пригласили.
— Почему? — спросил он удивленно.
Она подняла глаза к усыпанному звездами ночному небу, и Дэвид, придвинувшись еще ближе, заговорил низким, чуть хрипловатым голосом, который отозвался в ней дрожью:
— Скажите мне вот что: помимо приглашения на танец или предложения выпить прохладительного у джентльмена есть еще какие-то права? Например, он может спросить у леди разрешения ее поцеловать?
Аннабел проглотила комок в горле и быстро ответила:
— Поцеловать? Конечно, нет.
Ну почему она так нервничает? Почему так реагирует на его голос, запах, близость?
Дэвид оперся на балюстраду рядом с ней и коснулся пальцами местечка, где ее перчатка встречалась с обнаженной кожей.
— Никогда?
— Никогда, если только… они не остались наедине, — предательски дрожавшим голосом призналась Аннабел.
Дэвид внимательно оглядел пустую веранду, поставил бокал на балюстраду и повернулся к ней лицом.
Аннабел тоже развернулась и слегка откинула голову, чтобы видеть его глаза. Сердце ее колотилось, как у зайца, который угодил в капкан. Почему она ощущает панику и трепет одновременно? Надо как-то поддерживать разговор: если молчать, ситуация не превратится в то, во что не должна превращаться.
— Если джентльмен намерен поцеловать леди, то совершенно определенно должен сначала спросить разрешения, — быстро проговорила Аннабел, глядя в сторону.
Ее кидало то в жар, то в холод, и во второй раз в жизни — причем оба раза были непосредственно связаны с Дэвидом! — она почувствовала, что того гляди упадет в обморок. Нет, этого нельзя допустить! Дэвид ведь не собирается и правда поцеловать ее?… Или собирается? Но, это же, ни в какие ворота! Она что, лишилась ума?…
Аннабел допустила ошибку: опять посмотрела на него. Ее взгляд наткнулся на кончик его языка, когда он уже коснулся уголка ее рта. Во рту сразу пересохло.
— Сначала надо было попросить? — кончиком пальца Дэвид провел по ее затянутой в перчатку руке, задержался на запястье. — Наверное, так действовал бы какой-нибудь щеголь?
Аннабел затрясла головой:
— Н… н… нет, это всего лишь такие правила. А что если вдруг леди не одобрит ваши намерения?
Что, бога ради, с ней не так? Раньше она никогда не вела себя как глупая курица. Ей всегда удавалось давать всем от ворот поворот, если кто-то пытался вести себя излишне фамильярно. Что изменилось?
— Разумеется, я не стану себя навязывать леди, если мои намерения ее не устраивают, — кончик его пальца тем временем продолжал поглаживать костяшки ее пальцев.
Это была всего лишь ее рука, причем в перчатке, но почему-то от его прикосновения Аннабел почувствовала, что плавится. Сердце, колотившееся как заячий хвост, вдруг заныло, дыхание стало прерывистым, она начала задыхаться.