Новоярославскую станцию планировалось со временем полностью перевести на газ, а пока она сжигала в сутки по десять с лишним тысяч тонн угля – автралийского и донецкого. Идея использования угля из Воркуты быстро завяла так как он полностью потреблялся металлургами – а австралийский оказался самым дешевым даже с учетом перевозок по железной дороге из Усть-Луги. Но так как эта электростанция выдавала лишь один процент того, что хотел Слава, дочь наша очень глубоко прониклась идеями "мирного атома". Ну и я в этом хорошем деле помогал чем мог – то есть языком. Если нахвататься нужных знаний – а хотя бы по верхам, в процессе трепа в пивной напротив института со студентами "нужных" факультетов – то и такая помощь оказывается полезной: осенью двадцать восьмого года в пятнадцати километрах от Красноводска на берегу Каспия заработал первый по-настоящему промышленный реактор на тяжелой воде. Электричество, правда, он не вырабатывал: на его базе работала опреснительная установка мощностью в двенадцать тысяч кубометров в сутки.
А под Красноярском заработала первая газовая центрифуга. Не самая-самая первая, эксперименты с обогащением урана с помощью центрифуг начали еще в двадцать третьем, но это была самая первая "серийная" – и в отличие от экспериментальных крутилась она вдвое быстрее, со скоростью в шестьдесят тысяч оборотов в минуту. Разработчики обещали, что прокрутится она лет пять без перерывов… и если к концу тридцатого будет запущен каскад из трех тысяч таких… Насколько я помню, водоводяной реактор – самый безопасный.
В августе тридцатого я все же смог самостоятельно встать на ноги. Не пройтись, а просто встать – но сделал я это на открытии нового здания Московского университета. На Воробьевых горах. Очень похожий на тот, что я нарисовал Камилле и на тот, который когда-то поднимался на Мамаевом бугре. Разве что золотой надписи на фронтоне не было – точнее, другая была надпись: "Московский Государственный Университет", без посвящения любимой жене. В общем-то и правильно, такие посвящения – они уместны для тех, кого больше с нами нет… Зато над надписью по фронтону главного входа располагался "воодушевляющий" барельеф, очевидно изображающий разных ученых и просто студентов. Жалко, Беклемишев уже не с нами… Иосиф Виссарионович нашел, конечно, немало скульпторов, изрядно здание украсивших – но для меня все это было как-то "не очень". Оно и понятно: кто такой Беклемишев и кто, скажем, оформивший фронтоны какой-то никому не известный Мотовилов. Мне, по крайней мере, неизвестный. Ранее неизвестный…
И да, высота здания тоже была "мамаевской": триста пятьдесят метров. Меня жена привезла на открытие этого здания просто потому, что-де "посмотришь на воплощение своей художественной фантазии – глядишь, и новые силы появятся". Камилла была права: когда меня подкатили ко входу, мне на какую-то секунду показалось, что я снова оказался в моем "старом" Сталинграде, у отремонтированного университета и там, за дверьми, за стеклом стоит золотая статуя… Наваждение оказалось столь сильным, что я машинально встал с кресла и шагнул вперед. Сделал один шаг, после чего меня успели подхватить под руки и аккуратно усадили обратно – но я этот шаг все же сделал!
А в декабре, когда страна подводила итоги прошедшего года и отмечала великие свершения, я отметил и очередную личную победу. Не очень, может быть, великую в масштабах страны, но для меня и это стало значительным достижением: я сам дошел до туалета, сам пописал и вернулся обратно в кабинет, сев уже не в кресло на колесиках, а за письменный стол. На самом деле мне было просто очень неудобно звать на помощь, ведь в гости пришла Даница.
Её я не видел почти шесть лет: Даница после покушения на меня ушла в отставку – несмотря на то, что все ее действия были оценены очень высоко и Машка даже присвоила ей звание генерал-майора. Но она решила, что "с работой не справилась". Оказывается, ее Линоров предупредил, что на меня готовится покушение, но где и когда – он и сам не знал.
Зато знал кто меня "заказал". Оказывается, не только у меня были с зарубежными банкирами "идеологические разногласия" – и у банкиров были "разногласия" со мной. По линии разведки Евгений Алексеевич узнал, что, по мнению некоторых банкиров, "лично Александр Волков руководит системой, направленной на уничтожение финансовой власти и его устранение позволит изменить ситуацию".
Дураки, прости господи. Теорию социализма мне, фактически, дал Иван Иванович Янжул. Слава – он разработал всю экономическую теорию, Саша Антоневич в деталях рассказал как нужно строить промышленность. Десятки, сотни других людей оттачивали мельчайшие детали этой системы, а я… Я, пользуясь теоретическими изысками того же Славы, уроками Роджерса, различными знаниями полученными от десятков, если не сотен, других людей всего лишь сумел наворовать кучу денег у буржуев и тем самым дал возможность тому же Славе, Саше, Ивану Ивановичу и многим другим людям реализовать их идеи на практике. А я только рядом с ними стоял и – удайся буржуйским банкирам их покушение – ничего бы для них не изменилось. Вот только объяснить это буржуям я не успел, да и не стал бы. Вот они и сотворили эту глупость…