Он замолчал, а я попыталась собраться с мыслями.
— Так, — начала я аккуратно, — вместо того, чтобы научится всему у отца, ты научился всему у демоницы? Но ты же в ужасе от них.
— Они сильные, — раздражённо ответил он. — Не физически. Они все небольшого роста и худые, как ты. Я мог прижимать их земле и удерживать в таком положении. Правда, ты гораздо слабее, — добавил он.
Я фыркнула.
— Но их магия, vayanin. Я так и не смог выучить многие их заклинания, хоть payapis и пыталась меня обучить. Крылья… это было максимальное время, что я мог их удержать. Когда payashē хотят взлететь, они создают крылья и летят. Они не падают на землю через несколько минут, как это сделал я.
Я принялась теребить свитер:
— И каково это — расти под началом payapis, среди payashē?
— Они не хотели, что я жил с ними. Они считали payapis глупой, раз она позволила kanyin остаться в их pashir.
Я старалась не запутаться в потоке демонических словечек, которые он то и дело выплёвывал.
— Сначала они меня били. Затем я стал выше их, и они перестали меня бить. Они больше не ненавидели меня, потому что я стал им полезен в некоторых делах.
— Правда? В каких?
— Я добывал еду или же присматривал за их детьми. Они ленивы. Они заставляли меня работать вместо них, — он медленно выдохнул, — Они могли убить меня в любое время, в любой день, если бы я причинил хоть малейшее неудобство. Я всегда был добычей, но с ними я был в большей безопасности, чем если бы я остался один. Так что я делал всё, что они хотели.
Насколько тяжело было расти в обществе, где тебя могли убить в любую минуту?
— Когда я стал старше и сильнее, я начал выходить по ночам, чтобы защищать pashir. Мне это больше нравилось, потому что я был далеко от payashē. Я убил многих демонов, подобравшихся к их дому слишком близко. Лучше всего мне удавались засады. Они не видели меня, пока я не наносил удар.
— Я как раз был на ночной охоте, когда почувствовал, как во мне проснулась сила Dīnen, — его руки сжались в кулаки. — И тогда я сбежал.
— В смысле?
— Сбежал из pashir. И больше никогда не возвращался. Dīnen очень опасны, так что я не знал, что будет, если я вернусь. Убьют ли меня payashē.
Так быстро — всего за одну ночь его жизнь снова полностью поменялась.
— И что ты сделал потом?
Он немного подумал над ответом:
— Я попытался сдержать обещание, данное payapis. Я попытался кое-что изменить.
— Ты изменил положение дел для своего Дома, — поняла я. — Ты заставил остальные Дома боятся демонов дома Валиир.
— Хм. Не думаю, что она бы посчитала, что я сделал достаточно, — он откинул голову на спинку кровати. — Я пытался, но всё это было imadnul. Я заставил других бояться нас, но они всё равно убивали нас. Vh’alyir слабы и слишком молоды. Они убивали нас. Я убивал их. Но они всё равно продолжают убивать нас. Ничего не изменилось.
— Но ты же попытался. И…и когда ты вернёшься домой, может у тебя выйдет сделать больше будучи Ivaknen, чем ты сделал, когда был Dīnen, — я неловко улыбнулась. — Таких демонов как ты больше нет, правильно? Ты единственный, которого тренировала демоница.
— Я никогда никому не говорил, что я жил с payashē, - поморщился он. — Другие демоны… им бы это не понравилось.
— Почему нет?
— По многим причинам, — он уселся немного удобнее. — Ты теперь думаешь о мне по-другому?
— По-другому? — я моргнула, — я…я поражена. Что ты всё это делал. Это звучит ужасающе.
— Хм. Это часто было ужасающе.
— И жизнь с демоницами. Не такого я ожидала, когда ты рассказывал о них. Ты говорил так, будто они — твой самый огромный страх.
— Я больше других знаю, насколько они сильны.
— Могущественны, — поправила я. — Не сильны. Ты же сам сказал, что мог удержать их, прижав к… — замолчав, я уставилась на него. — Стоп. Ты сказал это в прямом смысле? Ты и правда прижимал payashē к земле?
Он пожал плечами.
— Но зачем? Ты атаковал их?
— Атаковал? — он даже отшатнулся. — Нет!
— А тогда что?
— Она попросила.
У меня отвисла челюсть.
Прищурившись, он уставился на меня:
— Иногда payashē хотят спариваться, но так, чтобы в итоге не было детей. Когда я стал достаточно взрослым, некоторые payashē из pashir говорили мне, что я должен дать им еду.
Не знаю, как, но моя челюсть отвисла ещё больше.
— Я знал, что они не хотят детей от меня, потому что я из Дома Валиир, но… — он снова пожал плечами.
— Но? — пропищала я. — Но что?
— Ты покраснела.
— Конечно же я покраснела, — выпалила я. — Ты только что признался, что переспал с целой коммуной женщин!
— Переспал? Я не понимаю…
— Спаривался, — поправила я себя. — Ты спаривался с кучей женщин! Я думала, что ты пока не хочешь детей!
— Мы не сделали детей.
— Откуда ты знаешь? У демонов есть контрацептивы? Любая из них могла случайно забеременеть, а ты сбежал и не вернулся, так что…
— Случайно? — его зрачки шокировано расширились, — hh’ainun могут случайно сделать детей?
Я откинулась назад в изнеможении:
— Да. А payashē так не могут?
— Они сами выбирают, когда пора заводить детей. Payashē могут много раз принять демона и насладиться спариванием, но при этом, они не хотят, чтобы он был отцом их ребёнка. Демоны не знают, когда payashē решит забеременеть.
— Так что, некоторые демоницы выбирали тебя, чтобы насладиться спариванием?
— Почему ты злишься? — спросил он, усаживаясь прямо, и пряча руки между коленей.
Злюсь? Я не злюсь. Вообще ни капли. Просто я… не спокойна. В этом я могла себе признаться. Я была не спокойна, а сердце сжималось так, будто кто-то накинул на него лассо и тянул, тянул, тянул.
— Когда я… — начала я осторожно, — дала тебе клубнику. Ты её принял, чтобы мы могли насладиться спариванием?
Когда он продолжал молчать, я решилась взглянуть на него. Он выглядел более смущённым, чем когда-либо.
Остатки гнева сменились болью. Ах. Вот оно. Правда.
Он уже принимал такие ничего не значащие предложения в прошлом. Так что для него моё приглашение тоже ничего не значило. И всё бы хорошо, вот только для меня это значило многое! Когда я предложила ему клубнику, я обнажила перед ним сердце и душу! Я решилась раскрыть чувства!
Я только сейчас поняла, как сильно хотела, чтобы для него это тоже значило что-то особенное!
Глава 21
— Я оставлю тебя отдыхать, — подорвалась я с кровати.
— Vayanin?
Я поспешила к двери, намереваясь сбежать отсюда. Мне нужно побыть в одиночестве и зализать свои раны — а также разобраться в том, почему мне вообще больно, потому что мне непонятны все эти чувства, что я сейчас испытываю.
Матрас скрипнул, когда он скатился с него, а затем его рука вцепилась в мою. Он развернул меня к себе. За стеной продолжала реветь стиральная машинка, пока его глаза метались по моему лицу
— Что случилось?
— Ничего.
— Ты врёшь, — прорычал он, раздражаясь.
— Я ухожу, — я попыталась вырваться из его хватки.
Он рванул рукав моего свитера, притягивая меня к себе:
— Скажи мне, что случилось.
— Я не хочу об этом говорить.