— Я только что рассказал тебе то, о чём никогда никому не рассказывал!
— Это… это не значит, что я тоже должна тебе всё рассказать!
Он гневно обнажил зубы. Я отпрянула — рукав моего свитера стал натянут, как струна. Он дёрнул меня на себя. Я вырвалась, и раздался треск ткани.
— Отпусти меня, — начала я паниковать.
Он так резко отпустил меня, что я споткнулась. Его тёмные глаза обжигали холодом, пока он гневно вдыхал воздух через нос.
— Страх, — прорычал он. — Снова страх. Чего ты боишься?
Я сделала ещё один шаг назад.
— Я не ранил тебя. Я никогда не причинял тебе боли, — его хвост дёрнулся, зацепив коробки. — Что мне сделать, чтобы ты меня не боялась? Что я делаю не так?
У меня перехватило дыхание. Спина упёрлась в стену.
— Это я всегда боюсь, — разочарованное рычание придало грубость его словам. — Тебя так легко сломать. Я всегда боюсь, что ты поранишься. Я слежу за тобой и защищаю тебя, но ты всё равно ранишь себя, и всё, что я делаю — этого недостаточно. Почему я так боюсь за payilas, которая думает, что я могу ранить её?
Я уставилась на него, забыв, как дышать. Во мне кипели беспорядочные эмоции. Эмоции, которые я не понимала. Я знала только лишь то, что моё сердце бешено колотится, а голова кружится, а он говорит мне, что боится за меня. Боится, что я поранюсь. Что мне будет больно.
Он отошёл от меня, а затем, оскалив зубы, вернулся на середину комнаты:
— Ты не боялась меня, когда у тебя был инферно. Тогда я был твоей игрушкой. А теперь его нет, и я стал опасен для тебя.
— Нет, — я оторвалась от стены, — Это не так!
Он прищурился.
— Сейчас я боюсь, потому что… потому что ты очень сильный. И ты сможешь прижать меня к полу и удерживать, а я не смогу ударить в тебя магией, как payashē.
— Я не наврежу тебе! Почему ты этого не знаешь?
Я резко втянула воздух:
— Когда ты… когда ты спаривался с payashē, ты её боялся?
— Да, — он сжал челюсть.
— Зуилас, ты для меня как payashē, - прошептала я. — Я не могу не бояться тебя.
— Но payashē не хотели защитить меня! Они обо мне не заботились!
Я застыла на месте. Даже сердце, и то перестало биться.
— Ты заботишься… обо мне?
— Я защищу тебя и не причиню боли, — он быстро моргнул, как будто пытался подобрать слова на этом чуждом ему языке, который ему пришлось выучить. — Я хочу, чтобы ты всегда была в безопасности.
Потребовалось мгновение — всего мгновение, чтобы слова зафиксировались в моей голове, а затем моё тело начало двигаться.
Я не волновалась, не задавалась вопросами, не сомневалась и не думала, думала, думала, как это описывает Зуилас. Я преодолела расстояние между нами и протянула к нему руки. Мои ладони нашли его лицо, пальцы вцепились в шею. Я встала на цыпочки.
И прижалась губами к его губам.
Он застыл на месте.
Я отстранилась. Дыхание было прерывистым, а щёки полыхали огнём. Но я не убрала руки и не отвела от него своих глаз.
— Вот так люди показывают, что они заботятся о ком-то. И что они… ну… хотели бы… спариваться, — закончила я едва дыша.
Он уставился на меня, и мой пульс начал зашкаливать — такой напряжённый, почти вызывающий, был у него взгляд. Его руки обвились вокруг моей шеи. Тёплые ладони и большие пальцы рук прижались к моим щекам. Наклонившись, он медленно приблизил своё лицо к моему, соприкоснувшись носами.
А затем он прижался своими губами к моим.
В животе запорхали бабочки. Он на мгновение замер, выжидая, что я сделаю: испугаюсь ли. Оттолкну ли. Вместо этого я сомкнула пальцы на его запястьях, слегка приподнялась и принялась исступлённо его целовать — и он отвечал мне таким же голодным поцелуем.
Я приоткрыла губы, и он легонько прикусил мою нижнюю губы, а затем углубил поцелуй.
От горячего прикосновения его языка у меня подкосились колени. Он целовал меня. Пробовал на вкус. Пульс учащался, тело как будто обжигало кипящей лавой. Я даже и не поняла, что мы двигаемся, пока не упёрлась спиной о стену. Я ахнула, и он тут же отстранился. Губам вдруг стало холодно без его горячих губ.
Я схватила его за голову и снова притянула к себе.
Он удивлённо выдохнул, а затем буквально впечатал меня в стену. Его руки были в моих волосах, удерживая мою голову на месте. Его губы, язык, острые клыки — всё это было слишком для меня. Эмоции зашкаливали.
Когда мы целовались в прошлый раз, он был нежным, осторожным, как будто исследовал меня.
В этот раз поцелуй был жадным. требовательным, напряжённым.
В этот раз он доминировал, беря то, что ему хочется. И я готова была с радостью отдаться его рукам, рту, и тому пожару, который он во мне разжигал. Он крепко прижимал меня к стене, не позволяя двигаться. Я услышала громкий стук его сердца, когда откинула голову назад, позволяя ему целовать меня.
— Чёрт возьми!
Услышав этот крик, Зуилас тут же отпрянул от меня. Его руки всё ещё были в моих волосах, когда он уставился на дверь в спальню.
В проходе стояла Амалия с побледневшим лицом. В тишине слышался шум стиральной машинки. Шум, заглушивший её шаги от чувствительного слуха Зуиласа.
— Зуилас! — пальцы Амалии сжались в кулаки. Её трясло. — Отойди от неё!
Он слегка отодвинулся от меня, его хвост хлестал в разные стороны.
— Отойди от неё! — закричала она тоненьким голоском, — Ты не можешь так вести себя с ней. Ты поклялся защищать её. И не…
— Амалия, — выдавила я.
— …причинять ей боль! Ты нарушаешь свои обещания! Ты…
— Амалия! — закричала я. — Я поцеловала его!
Она резко замолчала, выпучив на меня глаза. Я слегка оттолкнула Зуиласа, и он отошёл, вынимая свои руки из моих волос.
— Я поцеловала его, — повторила я. Щёки полыхали огнём, но я старалась побороть смущение. — Он не сделал ничего плохого.
Она уставилась на меня, трясясь с ног до головы. Страх в её голосе… Она была готова бросить Зуиласу вызов, чтобы защитить меня? Даже зная, что не сможет противостоять ему?
— Плохого? — повторила она. — Ничего плохого?
— Это я, — принялась я кивать, — я…
— Ты поцеловала его. После того, как мы всё это обсудили. После того, как мы решили, что это слишком опасно. Что это неправильно.
— Это не…
— Он — демон! — закричала она.
— Он — личность, — заорала я в ответ, делая шаг вперёд. Зуилас стоял позади меня. — Личность! У которой есть свои мысли, эмоции, интеллект.
— Демон, у которого есть мысли, эмоции и интеллект.
— В чём разница? — потребовала я. — Если бы у него не было хвоста, то всё было бы нормально? Если бы у него не было магии, тогда бы он считался личностью? Где проходит эта грань?
— Он совершенно другой вид.
— И на чём это основано? На хвосте и магии?
— Прекрати нести эту херню! Мы может составить список, начиная с того, как он превращается в энергетический шар, и провести целый час, перечисляя остальные признаки, которые доказывают, что он — сверхъестественное существо из другого измерения!
— Почему это вообще имеет значение? — пальцы сжались в кулаки.
— Ты вообще себя слышишь? Конечно же это имеет значение!
— Почему?
— Разные. Виды, — прошипела она. — Робин, да что с тобой такое? Ты думаешь секс с демоном — это веселье и игрушки, как будто это маленький эксперимент, который разнообразит твою «постельную» жизнь?