Корнелия погрузилась в глубокий без сновидений сон смертельно уставшего человека и, пробудившись, не сразу могла вспомнить, где она находится. Накануне она слишком устала, чтобы заметить, что ей приготовили ту самую огромную парадную спальню, которая по традиции отводилась всем невестам семейства Роухэмптонов.
Сейчас, в свете солнечных лучей, пробивающихся сквозь щели меж портьер, Корнелия могла в полной мере восхититься голубыми с серебром стенами, розовыми парчовыми драпировками, ниспадающими из-под резных карнизов, установленных еще в царствование Чарльза П. Комнату украшали канделябры уотерфордского стекла, зеркала, обрамленные дрезденскими фарфоровыми ангелочками, мебель из орехового дерева, инкрустированного серебром, времен королевы Анны. И каждый предмет в этой спальне был символом любви, нес дух многих поколений, проживших в любви и согласии долгие годы.
Везде, куда ни кинь взгляд, виднелись сплетенные сердца, купидоны с луком и стрелами. По краям широкой кровати под балдахином, на которой возлежала Корнелия, возвышались серебряные резные колонны, увитые весенними бутонами, среди которых прятались крошечные птичьи гнезда.
Корнелия счастливо улыбнулась сквозь сон.
Но вдруг, окончательно проснувшись, ощутила, как прежний страх вновь заговорил в ее сердце.
Означает ли их возвращение в Котильон, что Дезире забыта?
На этот роскошный дом она смотрела только как на превосходный фон для всего того, что олицетворял собой герцог — его герцогство, его роль при королевском дворе, его положение крупного землевладельца.
Правда, он хотел бежать с тетей Лили и собирался на деле осуществить это намерение, но то, чего ждала от герцога Корнелия теперь, было совсем иным. Общество стало бы порицать Лили, которая была замужем и разрушила семью, но не герцога. Его грехи быстро бы простились ему, тем более что он был холост и абсолютно свободен.
Но иное дело теперь, когда он должен выступить в, роли нарушителя норм и правил света. Он будет разведенным, он будет опозоренным. Это значило бы конец всем долгожданным королевским визитам в Котильон, запрет на появление при дворе и в королевской резиденции в Аскоте.
Разводы становились уже достаточно частым явлением, но виновная сторона тем не менее все еще оставалась парией и изгонялась из приличного общества.
«Он имеет так много — как он сможет отказаться от этого?»— прошептала Корнелия сама себе.
Ей вспомнился портрет, висящий над каминной полкой в библиотеке. На нем был изображен герцог в накидке из горностаев, которую он надевал на коронацию Эдуарда VII. На портрете герцог выглядел очень горделивым и надменным, темноволосая голова четко обрисовывалась на фоне белоснежного меха. И сейчас он должен был принести невероятную жертву — отказаться от своего положения при дворе, которое было пожаловано роду Роухэмптонов с тех незапамятных времен, когда родоначальник династии исполнял обязанности оруженосца на коронации короля Генриха VI.
«Не требую ли я слишком многого?»— Корнелия исторгла вздох и вздрогнула, когда красные шелковые занавески на окне раздвинулись.
Это Виолетта вошла в спальню. Она взбила две кружевные подушки под головой Корнелии и подала ей голубой шифоновый пеньюар, надев который, она могла сесть в постели.
— Письмо для вашей светлости, — сказала Виолетта, внося поднос с завтраком. — Грум, который принес его, ждет ответа.
— Письмо? — удивленно переспросила Корнелия. — Но ведь никто еще не знает, что мы здесь!
— Грум ждет, ваша светлость.
Корнелия пододвинула письмо к себе. Она увидела, что конверт увенчан герцогской короной. Распечатав письмо, она внимательно прочла его и затем обратилась к горничной, которая стояла около кровати:
— Я встаю, Виолетта. И будь добра, сообщи его светлости, что я скоро спущусь и хочу увидеться с ним.
— Его светлость уже спрашивал о вас. Он просил передать поклон, — отозвалась Виолетта, — и выразил желание встретиться с вами в библиотеке так скоро, как только это будет вам удобно.
— Я буду готова через двадцать минут! — быстро проговорила Корнелия. — И попроси грума подождать.
Глава 14
Когда Корнелия вошла в библиотеку, герцог поднялся навстречу ей из-за своего письменного стола. Что-то непривычное почудилось Корнелии в его внешнем облике, но лишь мгновение спустя она поняла, что именно. Герцог был одет не в обычную для Котильона одежду — бриджи для верховой езды и куртку с форменными пуговицами, — но в темный дорожный костюм, такой же, как был на нем днем раньше.
Герцог церемонно приветствовал ее и указал на софу перед камином. Но вместо того, чтобы занять указанное ей место, Корнелия спокойно пересекла комнату и села возле большого окна, откуда открывался чудесный вид на озеро. В этом положении герцогу пришлось повернуться лицом к свету, в то время как следить за выражением ее лица было бы затруднительно.
— Я хочу поговорить с вами, Корнелия, — начал герцог, поигрывая золотой цепочкой своих часов.
Он выглядел уставшим и издерганным, но от этого не менее красивым и чрезвычайно самоуверенным, что Корнелия вновь ощутила то необъяснимое чувство слабости, которое всегда охватывало ее в присутствии герцога. С трудом добравшись, она произнесла голосом ровным и холодным:
— Я так и поняла со слов моей горничной.
— Я намеревался поговорить с вами прошлой ночью, но вы так устали после нашего путешествия, что я счел необходимым отложить эту беседу.