Тридцать лет назад водитель мог легко сохранять чувство ориентации в пространстве. На простом перекрестке небольшой указатель со стрелкой подтверждал очевидное. Каждый знал, где он находится. Когда перекресток становится «клеверным листом», то для того чтобы свернуть налево, нужно повернуть направо — противоречие, остроумно отраженное на плакате Аллана Д’Арканджело (илл. 7). Но у водителя нет времени раздумывать над парадоксальными тонкостями внутри опасного, извилистого лабиринта. Чтобы сориентироваться, он или она целиком полагается на знаки — на гигантские знаки в бескрайних пространствах на высокой скорости.
Господство знака над пространством на пешеходном уровне характерно для больших аэропортов. Для распределения людских потоков на крупном железнодорожном вокзале еще вполне хватало простой осевой системы — от такси к поезду через окошко кассы, магазины, зал ожидания и платформу — и всё это обходилось практически без указателей. Архитекторы возражают против указателей в зданиях: «Если есть четкий план, ты видишь, куда идти». Но для сложной функциональной программы и контекста необходима сложная комбинация специальных средств — в дополнение к «незамутненной» архитектурной триаде (конструкция, форма и свет на службе у пространства). В таких случаях нужна откровенно коммуникативная, а не утонченно-выразительная архитектура.
Архитектура убеждения
«Клеверный лист» и аэропорт осуществляют коммуникацию с массой людей, движущихся в автомобилях или пешком, с целью повышения эффективности и безопасности движения. Но слова и символы можно использовать также для коммерческого убеждения (илл. 6, 30). На ближневосточном базаре нет знаков, в то время как Стрип состоит практически из одних только знаков (илл. 8). На базаре коммуникация осуществляется в непосредственном контакте. Здесь, протискиваясь между прилавками, покупатели могут пощупать и понюхать товар, а торговец использует прямое устное убеждение. На узких улицах средневекового города, хотя там и встречаются знаки, нас в первую очередь убеждает вид и запах настоящих пирогов, действующий на нас через окна и двери булочной. На Мэйн-стрит [18] содержимое витрин вдоль тротуаров и перпендикулярные улице рекламные знаки для автомобилистов действуют на нас почти в равной пропорции.
На коммерческой полосе в окнах супермаркетов нет никаких товаров. Там могут быть плакаты, анонсирующие скидки дня, но они взаимодействуют с теми, кто приближается со стороны автостоянки, исключительно через процедуру чтения. Само здание расположено в стороне от автострады и, подобно большей части окружающей застройки, остается почти невидимым за припаркованными автомобилями (илл. 9). Огромная автостоянка расположена не позади здания, а перед ним — не только из соображений удобства, но и для достижения символического эффекта. Само здание приземисто, поскольку кондиционирование воздуха требует пространств с низким потолком, а вторые этажи невыгодны с точки зрения технологий розничной торговли; архитектура здания нейтральна, потому что его практически не видно с дороги: архитектура отрезана от шоссе так же, как и товары. Чтобы связать водителя с магазином, большой рекламный знак выпрыгнул к автостраде, вдоль которой уже громоздятся вереницей гигантские билборды с рекламой сухих смесей для кексов и моющих средств от национальных производителей, повернутые лицом против направления движения. Графический знак в пространстве стал архитектурой этого ландшафта (илл. 10, 11). Изнутри супермаркет A&P — это тот же базар, за исключением того, что дизайнерская упаковка здесь заменяет устное убеждение лавочника. Предназначенные для пешеходов нефы торгового центра на обочине скоростного шоссе — это возвращение к пространственному архетипу средневековой улицы, только в другом масштабе.
18
Main street (