– Везет тебе, Пру. А можно мне с тобой? – спросила Грейс.
– Нет, я пойду одна. А то получится, что мы хотим получить двойную плату, – сказала я поспешно. – Вообще-то он предложил мне это, потому что я жаловалась, что нам не на что купить школьную форму.
Мне совсем не хотелось тащить с собой Грейс. Мистера Рэксбери и его семью я хотела оставить себе.
– Как ты посмела сказать учителю, что нам не на что купить форму?! – возмутилась мама.
– Но нам ведь правда не на что.
– Это наше дело. Нечего болтать по всей округе про наше финансовое положение. – Мама покраснела от обиды.
– Я не болтаю по всей округе. Я сказала об этом своему учителю рисования в частном разговоре. А ты подумала о том, каково быть единственной девочкой в школе – не считая Грейс, – у которой нет нормальной формы? Я больше не могу носить это кошмарное платье…
Грейс ахнула. У мамы был совершенно убитый вид. Раньше, щадя мамины чувства, я всегда делала вид, что мне нравятся эти дурацкие платья. Но кто бы пощадил мои чувства…
– Прости, я не хочу тебя обидеть…
– Так и не обижай, – вмешалась Грейс.
– Но это ужасно – ходить в детских платьицах! Это было хорошо, пока мы были маленькие, мама, а сейчас мы выглядим просто дико и старомодно.
– Я не могу купить тебе полный комплект новой одежды только потому, что ты стала стесняться платьев, которые я шью, – сказала мама.
Она старалась говорить с холодным достоинством, но в глазах у нее стояли слезы.
– Я знаю. Поэтому и хочу подработать немного.
– Но у тебя же нет никакого опыта с младенцами!
– Это не новорожденный младенец. Она уже сидит, а может быть, даже ползает. А мальчику вообще четвертый год. И кроме того, они будут спать. Мне нужно просто быть рядом на случай, если они вдруг проснутся и захотят пить или еще что-нибудь.
– Может быть, тебе придется менять подгузник, – сказала Грейс. – Тебе не понравится. Я помню, как тебя тошнило, когда ты наступила в собачьи какашки.
– Заткнись! – сказала я, чувствуя, как желудок у меня переворачивается.
Но ради того, чтобы побывать у мистера Рэксбери, мне даже грязные подгузники нипочем.
– А как ты доберешься домой? – спросила мама. – Не может быть и речи, чтобы ты ходила ночью одна по улицам, а денег на такси у нас нет.
– Мистер Рэксбери отвезет меня домой на своей машине, – сказала я спокойным голосом, хотя кровь у меня так и вскипела при этой мысли. Мы с мистером Рэксбери вдвоем в машине, на темных улицах…
– Все равно мне не нравится эта затея. А уж что скажет твой отец… – вздохнула мама и вдруг торжествующе всплеснула руками. – О чем мы говорим? Ты так и так не можешь вечером в пятницу, ты будешь в это время у отца в больнице.
– Один-единственный вечер я могу и пропустить.
– Он будет спрашивать, где ты.
– Скажи, что меня попросили посидеть с детьми.
– Я не могу сказать, что тебя попросил учитель. Если отец узнает, что ты ходишь в школу, его хватит второй удар.
– Все равно он когда-нибудь узнает, мама.
– Я понимаю. Но не сейчас, когда он еще не оправился.
– Мама, я все равно пойду в пятницу сидеть с детьми, что бы ты ни говорила. Папу я навещу сегодня. И буду навещать его каждый вечер – кроме пятницы.
– Он будет беспокоиться.
– Ничего не поделаешь. Зато я с ним вожусь, учу его, терплю его капризы. Вам с Грейс хорошо, вы просто сидите и смотрите.
– Знаю, детка. Я бы рада тебя сменить, но, похоже, у меня просто нет к этому таланта.
– У меня уж точно нет, – подхватила Грейс.
– Я так устаю, а потом не успеваю сделать уроки, и меня за это ругают в школе, – ныла я.
– Ты бы объяснила учителям, что тебе приходится ездить к отцу в больницу, – сказала мама виновато.
– Не хочу я им рассказывать про отца. – Я почувствовала, что мама готова сдаться. – Я хочу помочь, мама. Помочь отцу. Помочь отложить немного денег. Я же знаю, что мы по уши в долгах, я видела счета. – Тут я помолчала минуту. – И потом, меня мучает совесть из-за шестидесяти фунтов. Я тогда не понимала. С радостью сдала бы это белье обратно в магазин, но я его уже надевала. Теперь мне остается только заработать эти деньги, чтобы не чувствовать себя такой свиньей.
– Ладно, ладно, моя хорошая, я понимаю. – Мама погладила меня по плечу.
Грейс поняла гораздо больше. Она подождала, пока мы ляжем в постель, и шепотом спросила:
– Что это за история со стариной Рэксом? Почему тебе так хочется сидеть с его детьми?
– Я же сказала: хочу заработать денег.
– Да, но уж больно тебе не терпится. – Она немного подумала. – Ты что, влюбилась в Рэкса, Пру?
– Нет, конечно, – буркнула я.
– То-то ты все крутишься вокруг рисовального корпуса. А когда он с тобой здоровается, ты краснеешь.
– Врешь!
– Краснеешь-краснеешь! Ты в него влюблена, признавайся.
– Да нет же! Ты что, он же учитель, они все старые зануды.
– Это правда, но он не такой, как другие. Совсем не важничает и не задается. Конечно, он некрасивый…
– Он очень красивый! – сказала я.
– Да ты что, с этой противной бородкой? Мы с Ижкой и Фижкой считаем, что бороды – это вульгарно. А Ижка говорит, раз он носит серьгу, значит, голубой. Но я думаю, этого не может быть, раз у него жена и двое детей.
– Мне плевать, даже если бы у него были сразу любовник, любовница и борода, как у Деда Мороза. Я просто хочу посидеть с детьми, чтобы заработать немного денег, вот и все, – заявила я. – И вообще, заткнись, пожалуйста, я спать хочу.