— И все-таки тебе придется поговорить с ним. Но прежде, видимо, с врачами.
…Увидев энергично шагающую Джессику, Грант встряхнулся, отгоняя вязкую дремоту. Когда она присела рядом, его лицо расплылось в дурацкой улыбке:
— Джес… Не может быть… Мне хочется плакать… Все позади! Я знал, знал, что ты победишь. Ты невероятная женщина и фантастическая певица!
— Не горячись, милый. Успокойся и выслушай. Я прямо сейчас уезжаю в санаторий «Веселая долина». На этом настаивают врачи. Потом я поеду к себе во Флоренцию. Мне надо побыть одной.
Стиснув голову руками, Барри сосредоточился. Он вспомнил, как его потрясла упавшая на сцене без чувств Маргарита. Состояние Барри было близко к сумасшествию смесь небывалой радости и сочувствия к Джессике мутила его сознание. Это была радость приговоренного к расстрелу и увидевшего, что пуля просвистела мимо. Наказание пало на Джес. Это ее поджидал неведомый враг, наметивший их судьбе роковой «час Х». Бедная, волшебная, единственная Джес!
выбежавший на сцену к лежащей Джессике, Барри был полон неведомой ему любви и сострадания. Он благодарил Джессику, расплатившуюся за них обоих, и клялся, что никогда не смирится с потерей женщины, составившей смысл его жизни…
…И вот она вышла из операционной, полная сил и какого-то нового боевого задора. Она вернулась к жизни, но она отрекалась от Барри. С этим невозможно было смириться.
— Нет, Джессика, нет! Я не могу без тебя… Взмолился он, нырнув в ее дружеские, почти материнские объятия.
Взъерошив волосы Гранта, Джессика прикоснулась губами к его лбу:
— А у тебя появилась седина. Это красиво, Барри. Эй, но с чего ты взял, что я намерена сдаваться? Ха! Разве ты плохо знаешь меня?
— Ты сама, детка, не знаешь, кто ты, откуда, и зачем явилась на этот свет… Впрочем, как и все мы, грешные. Но я-то теперь понял, Джес, я живу для тебя. Твои беды моя беда.
— Ты знаешь, я не выношу раненых воинов. Так и хочется добить, чтобы не мучился. Оттолкнув Барри, Джессика выпрямилась. Запомни, я не могу принадлежать поверженному. Глаза Джессики фосфоресцировали маниакальной решимостью.
«То ли она играет роль, то ли находится в состоянии серьезного стресса», догадался Барри и пылко прошептал:
— Джес, я найду лучших врачей в мире, приду к тебе завтра, я стану ночевать под твоими окнами… Я не оставлю тебя.
— Не смей! Ты отправишься домой, хорошо пообедаешь, примешь ванну и выспишься. А потом будешь жить так, словно ничего не случилось. Понял? Ничего особенного… Не надо поцелуев. Она досадливо поморщилась, увернувшись от губ Барри и легко коснулась ладонью его плеча. Прощай. Я сама вызову, когда ты понадобишься мне, Барри…
Последняя фраза Джессики мучила Гранта. Он не нужен ей, он оказался слишком ничтожным, маленьким, чтобы заполучить эту женщину. Да, он устроил ей европейский фурор, он обставил гастроли с максимальной помпой и сумел извлечь из них все гонорары, сенсационную известность, полезные деловые связи. Но разве все это не могла бы получить Джес Галл с помощью Портмана или любого другого мало-мальски опытного импресарио?
«Я сама вызову, когда ты понадобишься мне…», повторял он произнесенный Джессикой приговор, блуждая, как лунатик, по пустой вилле в пижаме нараспашку и с початой бутылкой виски. Ему хотелось выть, плакать, кому-то грозить или кого-то звать на помощь. Однажды он понял, вернее, почувствовал, что именно то же пережил после разлуки с Джессикой Тед.
«Господи! Да как же ты не понял, Барри, что тебя унизили, растоптали, выкинули, как ненужную вещь!» взвыл он, вцепившись в свои нечесаные волосы. «Она позовет, если я ей понадоблюсь!» Барри демонически захохотал. Он корчился в конвульсиях, не в силах остановить истерический смех. На пол полетели стаканы, нотные тетради с перевернутого столика, с дребезгом упал и покатился бронзовый колокольчик. Держась одной рукой за живот, Барри запустил в открытую клавиатуру попавшийся под руку мраморный бюстик Бетховена. Рояль издал возмущенный вопль. Барри затих, медленно стирая ладонью текущие по щекам слезы.
Стало легко и ясно. Джессика наваждение, проклятье и соблазн. Она явилась неведомо откуда, чтобы исковеркать его жизнь, загнать Барри в ловушку. Он позволил ей сделать гением Теда Андерса, а потом забрал себе, изнывая от зависти и жадности. Барри Грант хотел владеть чудом сам. Что это было колдовская власть плоти, ее загадочного дара, которую он принял за любовь? Откуда взялась эта подлая, обезоруживающая нежность, размягчающее волю сострадание? Он ползал по сцене, моля потерявшую сознание Джес не умирать. Он думал, что если ее не станет, у него от боли разорвется сердце…