— Ты бредишь, встань! Лить слезы будешь на сцене в третьей части. А пока оставайся ведьмой ведь это автобиографическая оратория, Гея… Писаки визжали бы от радости, услышав что-либо подобное. Их так и тянет к мистическим откровениям.
Подняв Джессику, Барри крепко встряхнул ее за плечи:
— Опомнись! Мы в концертном зале, здесь не решаются судьбы мира. Бомбы на японцев сбрасывали не музыканты, и кроме Сальери в конкурентной борьбе никто не пользовался отравой… Дорогая… Он обнял Джессику, гладя ее по спине. Андерс неизлечимо больной человек, ему безразличны наши признания. А все остальные только и ждут скандала, словно кружащие над падалью стервятники… Так не дадим сбить себя с ног, останемся в победителях, Джес!
Она отстранилась и с тоской посмотрела на Барри. В смокинге, с розеткой в петлице и гривой черных, едва серебрящихся проседью волос, он олицетворял мужественность и победу. Разве мог кто-то другой лучше подойти на роль автора монументальной трагической оратории?
— У тебя в запасе три часа. Я даю тебе время подумать. Но, предупреждаю, свое решение я уже приняла.
…Простояв минут десять в темном кабинете, Барри тоже принял решение. Он подготовился к этому варианту заранее, сообразив, что не случайно приобрел перстень с секретным тайничком, предназначенным, естественно, для яда. Все помнили, как Джес Галл потеряла сознание в «Фаусте» и никого не удивит, если несчастье повторится. Только с другим результатом. Не даром Грант тайно подкидывал в желтую прессу слухи о загадочной болезни примадонны и ее страхах умереть на сцене. Вот только решающий момент необходимо оттянуть как можно дальше, дав возможность публике оценить феерическое произведение. В финале Гея гибнет и было бы самым эффектным, если бы вместе с ней ушла из жизни Джес Галл.
Глава 31
…Первое отделение приближалось к концу. В зале царила та особенная тишина, которая предвещает бурю аплодисментов. Все шло на редкость хорошо. Оркестр и хор звучали слаженно, солистка поднялась на такие вокальные высоты, что у Барри кружилась голова.
Больше всего он боялся, что Джес, вопреки данному на размышление времени, раскроет их тайну перед самым началом, когда ведущий под шквал восторженных рукоплесканий объявил композитора: «Музыка Берримора Гранта!» разве не об этом он мечтал всю свою жизнь… «Музыка Берримора Гранта!» и никаких почетных титулов неких пустяковых обществ, никаких упоминаний о его заслугах перед искусством. Ни-че-го! Просто, как все гениальное «музыка Берримора Гранта»! Да какая еще музыка!
Волнение Гранта достигло предела он оцепенел в глубине ложи, повторяя, как молитву, слова ведущего. По его испуганно-блаженному, как у юродивого, лицу скользил тяжелый, ненавидящий взгляд, устремленный из ложи напротив. Наблюдавшая за ним женщина пряталась в тени бархатной занавески, но если бы Грант даже столкнулся с ней нос к носу, то вряд ли узнал бы свою жену.
За года, проведенные Грантом и Джессикой в гражданском браке, прекрасная гречанка превратилась в костлявую, потемневшую от злобы фурию. Она пыталась избавиться от преследовавшей ее жажды мщения, обращаясь к психоаналитикам, магам и просто бандитам, но избавление не приходило. Партия Медеи, которую Сарма никогда не исполняла на сцене, стала ее постоянным спутником: тема страшной мести, не умолкая, звучала в ее испепеленной ненавистью душе.
Она билась в истерике, когда узнала, что во Флоренции Грант дописывает свою ораторию, созданную для Галл. Барри не мог, просто не мог написать ничего путного, кроме неаполитанских пустячков. Тогда Сарма проникла на репетиции оркестра в «Карнеги-холл» и тут же поняла, Грант украл музыку. Это было очевидно, как и то, что лежащий в клинике с нервным срывом Андерс попал туда неспроста. Лилиан без колебаний стала союзницей Сармы. Теперь они готовили свою акцию возмездия вместе.
…В антракте Джессика категорически отказалась принимать кого-либо. Запершись в своей гримуборной, она смотрела в темное, ночное окно, и слышала стук колес… Поезд мчался сквозь ночь, а к ее груди прильнул светловолосый малыш… Что-то преследовало ее, свистело, завывало… Громче, громче! Джессика сжалась, прячась от чудовищного взрыва, уничтожившего ту ее жизнь, о которой теперь она знала все.
В дверь нетерпеливо стучали.
— Миссис Галл, к вам рвется одна ваша знакомая. Она убедила меня, что имеет дело чрезвычайной важности. Пробубнил в замочную скважину Портман.
Распахнув дверь, Джессика увидела худощавую фигуру, окутанную темными покрывалами. Женщина напоминала саму Смерть, но Джес сразу узнала Сарму.