Мэри выходит вперед.
– Да. Я Мэри Деанжелис. Владелица булочной.
– Отлично! – восклицает журналистка. – Харриет Йерроу, Девятый канал. Мы хотели бы побеседовать с вами и вашими сотрудниками. В прошлом году мы делали интервью с лесорубом, который, увидев Святую Деву Марию на пне дерева, приковал себя к нему цепью, чтобы компания прекратила там вырубку леса. Эта новость в две тысячи двенадцатом году имела больше всего просмотров. Мы пишем? Да? Отлично.
Пока она берет интервью у Мэри и отца Дюпри, я прячусь за Рокко, который пробивает чек на три багета, горячий шоколад и хлеб на манке. Потом Харриет сует микрофон мне в лицо.
– Это ваш пекарь? – спрашивает она у Мэри.
У камеры глазом циклопа горит красный огонек, который мигает, когда идет запись. Я не могу отвести от него взгляда. Меня пугает уже одна мысль о том, что весь штат увидит меня в дневных новостях. Я опускаю подбородок на грудь, пряча лицо, хотя щеки мои горят от стыда. Как давно он уже снимает? Успел мельком снять мой шрам до того, как я опустила голову? Или уже давно снимает, и сидящие перед телевизором дети уронят ложки в тарелки, а их матери выключат телевизор, чтобы детишек не мучили кошмары?
– Мне пора, – бормочу я и скрываюсь в глубине булочной.
Потом выскакиваю через черный ход и бегу, перескакивая ступени для покаянных молитв через две. Все приходят в храм полюбоваться роскошным розарием, а мне нравится небольшая пещера на вершине холма, вокруг которой Мэри посадила цветы, чтобы она напоминала картину Моне. Сюда никто никогда не ходит – именно поэтому, разумеется, я так ее люблю.
Поэтому я удивляюсь, заслышав шаги. Когда появляется тяжело опирающийся на перила Джозеф, я тут же бросаюсь ему на помощь.
– Что происходит там, внизу? Зашла выпить кофе какая-то знаменитость?
– Что-то вроде того. Мэри кажется, что она в моей буханке разглядела лицо Иисуса.
Я ожидаю, что он начнет смеяться, но он склоняет голову набок, раздумывая над услышанным.
– Похоже, Господь является там, где его не ждут.
– Вы верите в Бога? – искренне изумляюсь я. После наших разговоров о небесах и преисподней я решила, что он тоже атеист.
– Да, – отвечает Джозеф. – В конечном счете, он судит нас всех. Бог из Ветхого Завета. Вы должны об этом знать, вы же еврейка.
Я чувствую отчуждение, настораживаюсь.
– Я никогда не говорила, что я еврейка.
Джозеф выглядит удивленным.
– Но ваша мама…
– Она – не я.
На лице его быстро сменяются чувства, как будто он решает какую-то дилемму.
– Дочь матери-еврейки – еврейка.
– По-моему, все зависит оттого, кого вы спрашиваете. А вот мне интересно, почему это имеет такое значение?
– Я не хотел вас обидеть, – сухо говорит он. – Я пришел просить об одолжении, и мне просто необходимо было удостовериться, что вы именно тот человек, который мне нужен. – Джозеф глубоко вздыхает, а когда выдыхает, произнесенные им слова повисают между нами. – Я бы хотел, чтобы вы помогли мне умереть.
– Что? – Я неподдельно изумлена. – Почему?
Похоже, у Джозефа приступ старческого слабоумия. Но взгляд у него чистый, сосредоточенный.
– Понимаю, что просьба необычная…
– Необычная?! А как насчет «безумная»?!
– У меня есть на то причины, – упрямо твердит он. – Прошу мне поверить.
Я отступаю на шаг назад.
– Наверное, вам лучше уйти.
– Пожалуйста, – молит Джозеф. – Вы говорили так о шахматах. Я думаю на пять шагов вперед.
Его слова заставляют меня онеметь.
– Вы больны?
– Врачи уверяют, что тело у меня еще крепкое. Так Бог надо мною шутит. Он создал меня таким сильным, что я не могу умереть, даже если захочу. Дважды у меня был рак. Я пережил автомобильную аварию и перелом шейки бедра. Я даже, пусть Господь меня простит, проглотил пузырек таблеток. Но меня обнаружил свидетель Иеговы, который, так уж случилось, раздавал брошюры и увидел в окно меня, лежащего на полу.
– Почему вы пытались себя убить?
– Потому что я должен умереть, Сейдж. Я заслуживаю смерти. И вы можете мне помочь. – Он колеблется. – Вы показали мне свои шрамы. Я лишь прошу позволить мне показать свои.
Меня вдруг озаряет: я ничего не знаю об этом человеке за исключением того, чем он сам решил со мной поделиться. А теперь, по всей видимости, он выбрал меня для того, чтобы я помогла ему совершить самоубийство.
– Послушайте, Джозеф, – мягко начинаю я. – Вам нужна помощь, но не по той причине, что вы думаете. Я не совершаю убийства налево и направо.
– Скорее всего, нет.
Он лезет в карман пальто и достает небольшую фотографию с зубчатыми краями. Вкладывает ее мне в ладонь.
На снимке я вижу человека гораздо моложе, чем Джозеф, – но тот же «мыс вдовы»[12], тот же нос крючком, черты лица отдаленно напоминают его. Он одет в форму офицера СС. И он улыбается.