– Я беседовала с человеком, который привел меня в замешательство. Не знаю, что мне с этим делать.
– Может быть, этот человек и не хочет, чтобы ты что-то делала. Может быть, ему было необходимо, чтобы его выслушали?
Но все не так просто. Признания, которые Адам слышит от родственников умерших, – это сожаления о том, что они не успели сделать, а не о том, что уже сделали. Если тебе сунули гранату с выдернутой чекой, придется действовать. Нужно либо передать ее тому, кто знает, как гранату обезвредить, либо сунуть назад тому, кто выдернул чеку. Если будешь медлить, сам взлетишь на воздух.
Адам аккуратно завязывает узелки, чтобы рот не открывался и выглядел естественно закрытым. Я представляю, как Джозеф умер, ему зашили рот, и все его тайны остались внутри.
По дороге в полицейский участок я звоню Робене Феретто. Ей семьдесят шесть, она итальянка, проживающая в Уэстербруке, и давно на пенсии. Хотя Робене уже не хватает здоровья работать пекарем постоянно, я пару раз, когда сваливалась с гриппом, обращалась к ней с просьбой меня подменить. Я рассказываю ей, какие заготовки использовать и где лежат таблицы, по которым можно рассчитать выход готовой продукции, чтобы испечь достаточное количество хлеба.
И прошу предупредить Мэри, что я немного опоздаю.
Последний раз я была в полиции, когда в старших классах у меня украли велосипед. Меня приводила мама подавать заявление. Помню еще, что тогда же в участок доставили отца одной из самых популярных девочек в школе – растрепанного и воняющего спиртным в четыре часа дня. Он был владельцем местной страховой компании, их семья одна из немногих в городе могла позволить себе стационарный бассейн. Тогда я впервые узнала, что впечатление о людях может быть обманчиво.
Дежурная за маленьким окошком носит причудливую прическу и серьгу в носу – может, именно поэтому она даже не моргнула, когда я подошла.
– Чем могу вам помочь?
Разве можно просто прийти и сказать: «Мне кажется, что мой приятель – нацист!» – и при этом не показаться сумасшедшей?
– Я хотела бы поговорить с детективом, – отвечаю я.
– О чем?
– Это сложный вопрос.
Она прищуривается.
– А вы попробуйте.
– Я располагаю информацией о совершённом преступлении.
Она задумывается, как будто взвешивает, говорю ли я правду. Потом записывает мою фамилию.
– Присядьте.
Вдоль стены стоит ряд стульев, но я не сажусь, а начинаю читать имена неплательщиков алиментов, которыми пестрит огромная информационная доска «Внимание: розыск!». Потом изучаю объявление о проведении занятия по пожарной безопасности.
– Мисс Зингер?
Я оборачиваюсь и вижу высокого, седого коротко стриженного мужчину с кожей цвета кофе латте, который варит Рокко. На ремне у него кобура, на шее висит жетон.
– Я детектив Уикс, – представляется он, всего лишь на секунду дольше, чем следует, задержав взгляд на моем лице. – Пройдемте в мой кабинет.
Он набирает код, открывает дверь и ведет меня по узкому коридору в комнату переговоров.
– Присаживайтесь. Вам принести кофе?
– Спасибо. Я готова к разговору, – говорю я.
И хотя прекрасно понимаю, что никто меня допрашивать не будет, когда он закрывает за моей спиной дверь, я чувствую себя в ловушке.
Шею заливает краска смущения, меня бросает в пот. А если детектив решит, что я лгу? А если начнет задавать слишком много вопросов? Может быть, не стоило приходить? Я ничего доподлинно не знаю о прошлом Джозефа. Даже если он говорит правду, что можно сделать по прошествии семидесяти лет?
И тем не менее…
Когда мою бабушку забирали нацисты, сколько простых немцев закрывали на это глаза, придумывая для себя такие же отговорки?
– Ну-с, – протяжно говорит детектив Уикс, – о чем речь?
Я собираюсь с духом.
– Мой знакомый, вероятно, нацист.
Детектив поджимает губы.
– Неонацист?
– Нет, со времен Второй мировой войны.
– Сколько же ему лет? – удивляется Уикс.
– Не знаю точно. За девяносто. Возраст подходящий, если посчитать.
– И почему вы решили, что он нацист?
– Он показал мне свою фотографию в форме.
– Вы уверены, что фотография подлинная?
– Вы полагаете, что я все придумываю, – говорю я, удивляясь тому, что смотрю детективу прямо в глаза. – Но зачем мне это?
– А зачем сотням сумасшедших звонить по телефонам, указанным в новостях, с сообщением о пропавшем ребенке? – Уикс пожимает плечами. – Я не силен в разрешении загадок человеческой психики.
Я чувствую обжигающую боль, шрам мой горит.
– Я говорю правду.
Я только умалчиваю о том, что этот человек просил меня убить его. И что я решила убедить его, что не исключаю такую возможность.