Конечно, пока до этого еще очень-очень далеко.
– Как его зовут? – опять спрашиваю я.
– Джозеф Вебер.
Я прошу произнести фамилию и имя по буквам, записываю их в блокнот, дважды подчеркиваю.
– Он еще что-нибудь говорил?
– Показал свою фотографию. Он был в форме.
– Как она выглядела?
– Форма офицера СС.
– А откуда вы знаете, как она выглядит?
– Ну… форма похожа на ту, что показывают в фильмах, – признается она.
Существует два объяснения. Я Сейдж Зингер не знаю – возможно, она недавно сбежала из психбольницы и сейчас выдумывает историю от начала до конца. И с Джозефом Вебером я тоже незнаком – возможно, это он сбежал из психбольницы и теперь пытается привлечь к себе внимание. К тому же за все десять лет еще ни разу такой, с бухты-барахты, звонок от обычных граждан о нацисте, живущем у них на заднем дворе, не подтверждался. Чаще всего нам приходится расследовать жалобы адвокатов, представляющих в бракоразводном процессе интересы жен, которые надеются доказать, что их мужья (подходящие по возрасту выходцы из Европы) являются еще и военными преступниками. Представьте себе исход дела, если удастся убедить судью, как жестоко ответчик обращался с вашей клиенткой! И всегда подобные утверждения оказываются полнейшей ерундой.
– У вас есть эта фотография? – интересуюсь я.
– Нет, – признается она. – Снимок остался у него.
Разумеется.
Я потираю лоб.
– Должен спросить… У него есть немецкая овчарка?
– У него такса, – отвечает она.
– Такса была бы у меня на втором месте, – бормочу я. – Скажите, как давно вы знакомы с Джозефом Вебером?
– Где-то месяц. Он начал приходить на групповые занятия по психотерапии, которые я посещаю после маминой смерти.
– Примите мои соболезнования, – на автомате произношу я и тут же понимаю, что подобного проявления вежливости она совершенно не ожидает. – Следовательно, вы не в полной мере изучили его характер. Не можете точно сказать, наговаривает он на себя или нет…
– Господи, да что с вами! – восклицает она. – Сначала полицейские, потом ФБР… Неужели вы даже на секунду не допускаете, что я говорю правду? Откуда вы знаете, что он лжет?
– Потому что это бессмысленно, мисс Зингер. Зачем человеку, которому более полувека удавалось скрываться, вдруг ни с того ни с сего сбрасывать свою личину?
– Я не знаю, – честно отвечает она. – Чувство вины? Боязнь Судного дня? Или, может быть, он просто устал жить во лжи, понимаете?
Произнося эти слова, она ловит меня на крючок. Потому что именно так, черт побери, свойственно человеку. Самая большая ошибка, которую допускают люди, – полагать, что военные преступники-нацисты всегда были чудовищами: до, во время и после войны. Это не так. Когда-то они были обычными, адекватными людьми, которые сделали неправильный выбор и которым пришлось придумывать для себя оправдания всю оставшуюся жизнь, когда они вернулись к мирному существованию.
– Вы случайно не знаете дату его рождения? – спрашиваю я.
– Знаю, что ему за девяносто.
– Что ж, – отвечаю я, – мы попытаемся проверить его имя и посмотрим, что удастся найти. И хотя архивы наши неполные, у нас одна из лучших информационных баз в мире – в нее внесены результаты архивных исследований более чем за тридцать лет.
– И что потом?
– В случае, если мы получим подтверждение или появится причина полагать, что есть основание для возбуждения дела, я попрошу вас побеседовать с нашим главным историком, Женеврой Астанопулос. Она задаст вам вопросы, которые помогут в ведении дальнейшего расследования. Но обязан вас предупредить, мисс Зингер: несмотря на то что мы получаем сотни звонков от граждан, ни одно дело не было возбуждено. Если откровенно, только благодаря одному звонку – до создания нашей конторы в тысяча девятьсот семьдесят девятом году – прокуратуре США в Чикаго удалось привлечь к суду предполагаемого преступника, который оказался не только невиновным, но и жертвой нацистов. С тех пор ни одно из полученных нами от граждан обращений не стало предметом судебного разбирательства.
Сейдж Зингер на мгновение задумывается.
– Тогда я отвечу, что настало самое время, – говорит она.
Как ни крути, Майкл Томас был везунчиком. Ему удалось сбежать от нацистов из концлагеря, присоединиться к французскому Сопротивлению, а потом к диверсионно-десантному отряду, прежде чем примкнуть к силам американской военной контрразведки. На последней неделе Второй мировой войны он получил наводку, что возле Мюнхена будут конвоировать автоколонну, которая, по слухам, перевозит какой-то важный груз. Когда он прибыл на склад во Фрейманне, в Германии, то обнаружил кипы документов, которые нацисты планировали переработать в макулатуру, – регистрационные карты десяти миллионов членов нацистской партии.