Шелдон закрывает глаза.
Джимми Картер уже не был президентом, когда в 1980 году заложники вернулись из Ирана. В день инаугурации Рональда Рейгана из Тегерана вылетели самолеты с американцами, которых продержали в плену четыреста сорок четыре дня. Камеры запечатлели, как Рейган вступает в должность под легким дождичком — красный наряд его жены выделялся на фоне серого неба.
А в салоне самолета тем временем разыгрывалась драма: люди спорили, плакали, переживали, что их возвращение на родину может оказаться обманом, а долгое кружение над аэропортом — очередным актом жестокости. Именно тогда Шелдону пришло в голову, что великий поворот в истории Америки происходит не там, где Рейган уверенно произносит свою речь, а на взлетной полосе, где в одиночестве стоит задумчивый Джимми Картер, бывший президент страны. В мясорубку истории обычно попадают такие люди, как он, как Мейбл, как Билл Хармон, владелец ломбарда, расположенного через квартал от его мастерской.
В те дни Мейбл читала газеты. Прочитав очередную статью, она резюмировала ее, но все ее мнения потом испарялись, словно вода из мертвого пруда. Она не позволяла говорить о политике в доме, а Шелдону не больно-то этого и хотелось. К 1980 году Саул уже шесть лет как погиб — с точки зрения истории это было совсем мало.
Город для них остановился, потерял цель. Он превратился в поток желтых такси. Черную пелену дождей. Ящики с овощами и фруктами на фермерском рынке. Красный стейк на ужин. Очередной сон. Двигались только часы у Шелдона в мастерской.
Часовая мастерская и антикварная лавка находились в Грамерси, рядом с Южной Парк-авеню. Мастерская была неприметной, но местные жители знали о ней. Прохожие могли легко пропустить зарешеченную дверь, которая вела в маленькую мастерскую, а из нее — в шоурум.
К 1980-м годам бизнес Шелдона начал страдать от изобретения, называемого кварцевыми часами. У них было мало движущихся деталей, но они удивительно точно показывали время и были дешевыми. И хуже того, они были одноразовыми. Швейцарская часовая промышленность, а вместе с ней и все те, кто от нее зависел, переживали кризис. Мужчины и женщины из всех слоев общества больше не приходили к Шелдону, чтобы устранить мелкую поломку, прочистить или смазать механизм или заменить головку завода. И только старые клиенты продолжали заходить. Качество швейцарских часов постоянно повышалось по мере того, как люди заменяли старые часы и чинили хорошие. У Шелдона теперь было меньше клиентов, работа становилась все сложнее, а доходы не росли. Десять лет прошли тихо и непримечательно.
Ломбард Билла Хармона находился через три дома по правой стороне улицы. Биллу тоже было за пятьдесят, он был американцем ирландского происхождения, его красное лицо обрамляла копна абсолютно седых волос. Они с Шелдоном посылали друг другу клиентов, как мячики в настольном теннисе.
— Это не ко мне. Попробуйте сходить к Биллу. Он покупает электроинструменты.
— Нет-нет. Несите эти модные часики к Донни. Я в них совсем не разбираюсь.
— Это «Никон». Что мне прикажете делать с «Никоном»? Идите к Биллу.
— Идите к Донни.
— Идите к Биллу.
— Слушай, Донни, взгляни-ка на это, — сказал однажды Билл, вручая Шелдону изящные золотые часы «Патек Филипп» с родным кожаным ремешком. — Парень говорит, что купил их в Гаване до революции. Хотел их мне продать. Я послал его к тебе, но…
— Я поздно открыл магазин.
— Ты открылся поздно, поэтому я их купил.
На Шелдоне поверх белой рубашки был кожаный фартук, очки на макушке. Выглядел он немного потрепанно, в голубых глазах отражался послеполуденный свет. Однако Билл обратил на это внимание. Он был лишен чувства драматизма, равно как и чувства эфемерности и вечности бытия. Волшебства для него не существовало. А жаль, потому что, по мнению Шелдона, Билл был владельцем одной из самых волшебных лавок во всем Нью-Йорке, не считая его собственной. И никто не знал этого лучше, чем его сын.
К великой мальчишеской радости Саула, лавка Билла была точной копией магазина Шелдона. Когда Саул приходил в ломбард, у него возникало чувство, что он у себя дома. Разведенный и бездетный Билл был доволен подобным отношением.
В лавке отца Саулу нужно было спуститься на несколько ступенек и пройти через запираемую дверь. По левую руку находилась собственно мастерская. Там у Шелдона стояла большая деревянная скамья, вдоль которой висели сотни маленьких полочек, меньше, чем каталожный ящик в библиотеке, и на них были просто цифры. Освещение было отличным, и Саул наблюдал за клиентами. Все они были очень вежливы с его отцом.