Николь Джордан
Уроки обольщения
Пролог
Лондон, март 1810 года
Привязанный алыми шарфами за руки к столбикам в изголовье, Дамиен Синклер невозмутимо лежал на широкой кровати, втайне наслаждаясь своим положением добровольного пленника. Его запястья были стянуты шелковыми путами.
Зеркальный потолок будуара позволял ему любоваться своим обнаженным мускулистым телом, распростертым на белоснежной простыне, с его непременным атрибутом мужчины, воинственно торчащим из черных курчавых волос на чреслах.
Очаровательная мучительница барона Элиза Суонн, одетая в полупрозрачное неглиже из муслина, не сводила глаз с этого внушительного доказательства мужской силы, завороженная им, словно волшебной палочкой. Сверкавшие на ее запястье изумруды браслета как бы перемигивались с отблесками пламени свечей, намекая, что барон по достоинству оценил рубиновые соски пышных грудей этой блондинки. Даже прикрытые тонкой тканью, они могли воспламенять страсть в жилах самого избалованного знатока женских прелестей.
Примадонна лондонской оперной сцены, окрещенная поклонниками Серебряной Лебедью за свои шелковистые локоны с серебристым отливом, Элиза Суонн великолепно исполняла роль претендентки на должность содержанки барона Синклера. Сегодня ей предстояло пройти обряд посвящения в его избранницы, и она призвала на помощь все свое актерское вдохновение и мастерство, чтобы с честью выдержать этот экзамен.
— Теперь, когда я полностью в твоей власти, моя прелесть, ты, вероятно, не преминешь дать волю своим темным устремлениям? — с чуть заметной иронией спросил Дамиен.
— Безусловно, милорд! Вам придется умолять меня пощадить вас, — мелодичным грудным голосом, завораживающим слушателей, ответила Элиза.
— Я к твоим услугам!
Она взмахнула рукой и огрела его по голой груди плетью.
Барон удивленно вскинул бровь, озадаченный столь примитивным способом возбуждения мужчины. Посвятив юность поискам изысканных развлечений, он снискал славу ловеласа и бонвивана, однако извращенцем не стал, хотя порой и позволял себе вольности в плотских утехах. С годами его интерес к ним притупился, и теперь он предпочитал усмирять зов природы традиционным образом, отдавая предпочтение молодым и красивым дамам.
Элиза отвечала всем его требованиям и вдобавок обладала прекрасной интуицией. От нее не укрылось легкое изумление на лице Дамиена, и она, выдержав театральную паузу, глубокомысленно промолвила:
— Пожалуй, физической стимуляции с вас довольно, милорд. Судя по вашей реакции, вы достаточно возбуждены.
Она выразительно посмотрела на его солидный причиндал.
— Тебя обескураживают его размеры? — с подкупающей улыбкой повесы спросил барон.
Актриса рассыпчато расхохоталась:
— Обескураживают? Напротив, они меня вдохновляют!
— Мне всегда казалось, что не следует преувеличивать значение боли как возбуждающего средства. Ведь существуют и другие, не менее эффективные способы разжечь в крови мужчины огонь вожделения. Надеюсь, они тебе известны, моя прелесть! — сказал барон, с тревогой посматривая на плетку в ее руке.
— Мне нужно подумать, — отшвырнув орудие пытки, сказала Элиза и, приложив пальчик к своим пухлым алым губкам, стала рассуждать вслух: — Как же лучше воздействовать на мужчину, о любовных подвигах которого ходят легенды? Чем удивить этого дьявольского повесу, заставляющего женщин рыдать от счастья в его объятиях? Как развлечь избалованного сердцееда?
Она медленно расстегнула замок изумрудного браслета и с хитрой улыбкой надела его на потрясающий нефритовый жезл барона. И без того достигший пика возбуждения, фаллос раздулся еще больше от самодовольства, обретая твердость гранита. Отдавая должное находчивости Элизы, Дамиен поежился, ощутив холодные драгоценные камни горячей кожей своего причинного места.
— Вы удовлетворены моей изобретательностью, милорд? — спросила Элиза.
— Вполне, моя прелесть! У тебя богатое воображение!
— Мне кажется, вы сможете оценить по достоинству и мое бесстыдство, милорд!
— В нем, безусловно, есть свои прелести!
— Если так, позвольте мне продемонстрировать вам, насколько я безудержна в своем бесстыдстве! — воскликнула Элиза и, сделав сосредоточенное лицо, сжала в кулачке лиловую вершину его мужского достоинства. — Не часто приходится видеть такого породистого жеребца! — осевшим от возбуждения голосом добавила она, выполняя рукой ритмичные возвратно-поступательные движения.
Предвкушая редкое удовольствие от ее умелых манипуляций, Дамиен блаженно вздохнул и закрыл глаза. Предчувствие его не обмануло: ротик актрисы оказался столь гостеприимным и вместительным, губки — нежными и радушными, а язычок — обходительным и проворным, что их дорогой гость вскоре побагровел и пришел в такой восторг, что начал подрагивать, готовый выплеснуть свою радость наружу.
Стиснув зубы, Дамиен хрипло спросил:
— Ты испытываешь мою выносливость, моя прелесть?
— Не в этом ли соль вашей затеи, милорд? — на миг оторвавшись от своего увлекательного занятия, кокетливо спросила Элиза, не забыв мило улыбнуться.
— Ты права, моя милая, — громко дыша, ответил барон. — Но было бы чересчур эгоистично с моей стороны получать удовольствие одному. Не хочешь ли разделить его со мной, моя птичка? Сядь на меня верхом!
Элиза распрямилась и, отступив на шаг, с издевкой воз разила, желая еще больше его раззадорить:
— Не кажется ли вам, милорд, что гостю не следует указывать хозяйке дома, что ей лучше делать?