Пока на стол подавали угощения, Клэр с интересом наблюдала за своим визави. Ее внимание привлек непослушный завиток волос, упрямо выбивавшийся из аккуратной прически Джонатана. Она так увлеченно его разглядывала, что не расслышала слов своего соседа по столу.
Ее внимание было поглощено лишь одним человеком, и потому было неудивительно, что ее слух внезапно резануло искаженное слово bonjour[3], произнесенное неотразимым мужчиной, сидевшим напротив нее. Клэр машинально ответила, вспомнив долгие годы, посвященные изучению французского:
– Вы хотели сказать «бонжу». Французы не произносят четко звук «р» в слове bonjour.
Джон вперил в нее свой синий взгляд, на его красивых губах промелькнула вежливая улыбка. Казалось, его нисколько не обидело ее замечание.
Клэр в ужасе умолкла. Ей хотелось превратиться в бланманже и незаметно раствориться под столом. И она бы так и поступила, если бы Мэй не пнула ее под столом, и этот довольно болезненный пинок стал напоминанием о том, что она больше не станет прятаться от мира. Сегодня она представляла их всех. И должна проявить отвагу. Но, всемогущие Небеса, как же трудно ей было держать себя в руках после того, как она только что поправила Джонатана Лэшли, будущего дипломата. За столом в присутствии восемнадцати других гостей. Очевидно, это был единственный способ привлечь его внимание, хотя, возможно, не самый лучший. О боже, люди уже смотрели на нее.
– Бонжу, – послушно произнес Джонатан, спокойно признавая свою ошибку. Самый быстрый способ избавиться от назойливого внимания окружающих заключался в том, чтобы убедить их, что здесь нет ничего интересного. – Я всегда рад возможности улучшить свой французский. – Но зачем она это сделала? И почему именно за столом, при всех? Он не сводил пристального взгляда с женщины, сидевшей перед ним.
Мисс Велтон завладела его вниманием с того момента, как он увидел ее платье. Именно это роскошное платье поначалу привлекло его внимание, но теперь он заметил и ее. И это было очень странно. До сегодняшнего дня она казалась абсолютно незаметной. Конечно, он хорошо ее знал. Она дружила с сестрой Престона, и ее родители были соседями Бортов в Сассексе. Она выходила в свет в течение нескольких сезонов, и время от времени их пути пересекались на шумных светских раутах в Лондоне. Его всегда поражало ее стремление оставаться незаметной. И он и не замечал ее. До сегодняшнего вечера.
Сегодня мисс Велтон казалась совершенно другой. Она вела себя с большим достоинством, но произвела несомненный фурор, появившись в этом голубом платье. Он не сомневался, что дамы наверняка нашли бы для этого оттенка другое, более интересное описание, чем просто голубой цвет. Но для него этот цвет был голубым, цветом летнего английского неба, и на ней он смотрелся сногсшибательно. Определенно женщина, желавшая остаться незаметной, не появилась бы в таком платье. Вероятно, мисс Велтон таким образом хотела объявить, что в этом сезоне начинает серьезную охоту на мужа или, возможно, у нее уже появился кандидат.
Чего не следовало делать женщине, так это поправлять мужчину за ужином в присутствии других, и все же мисс Велтон это сделала, чем привлекла к себе внимание гостей. С одной стороны, ему хотелось аплодировать ее смелости. Мисс Велтон определенно делала стремительные шаги вперед навстречу своей цели. Он лишь сожалел о том, что она сделала это замечание по поводу его французского. Но ее не в чем было винить. Она и понятия не имела, что это его слабое место. Французы не произносят все буквы в словах, но его это не останавливало, и Джонатан продолжал говорить неправильно. А он терпеть не мог делать что-то неправильно.
Сесилия, сидевшая рядом с ним, оказалась не столь снисходительной. На ее губах промелькнула ледяная улыбка. Она слегка наклонилась к нему, словно собираясь сказать ему что-то личное, однако это была всего лишь уловка. Она хотела, чтобы все присутствующие услышали ее слова.
– А я и не предполагала, что с нами за столом сидит франкофил, Лэшли.
Джонатан застыл, все его чувства мгновенно обострились до предела. Все взгляды снова обратились на них. Это замечание не отличалось дружелюбностью. Он не желал, чтобы Сесилия защищала его, и не видел необходимости в нападении на мисс Велтон. Назвав Клэр франкофилом, Сесилия тем самым попыталась обидеть ее, и мисс Велтон это понимала. Все за столом это понимали. Гости, сидевшие рядом, перестали есть и с любопытством ждали продолжения. Война уже семь лет как закончилась, но симпатии ко всему французскому до сих пор не приветствовались в обществе.